Сулла - страница 63
Из темного угла атриума к нему направился центурион. Остановился в двух шагах и замер. Сулла не видел его лица. Не мог понять сразу, с доброй или дурной вестью явился его любимый центурион.
– Говори, – сказал Сулла. – Что там еще стряслось?
– Сульпиций… – начал было Децим.
– Что Сульпиций?! – Сулла схватил солдата за плечи и отвел в сторону, подальше от чужих ушей – туда, за колонну.
Децим помолчал немного, а потом сказал вполголоса:
– Он убит.
– Сульпиций?
– Да, он.
– Кем?
Децим молчал.
– Кем, спрашиваю? – нетерпеливо повторил Сулла.
– Его слугой по имени Гилл.
– Кто тебе сказал об этом, Децим?
– Сам Гилл.
Сулла скрестил руки, прошелся взад и вперед по пустому и гулкому атриуму. Поднял голову кверху: над ним – высоко над ним – сквозь красивые четырехугольные проемы в кровле сверкали холодные звезды. Ему показалось, что они единодушно свидетельствуют о поступке некоего Гилла.
– Когда? – бросил Сулла.
– Совсем недавно.
– Ночью?
– На исходе второй стражи.
– Это достоверно?
– Гилл принес с собою голову. Она там. За порогом.
– Что? – Сулла отошел на шаг. – Нет! Не надо сегодня! Я верю тебе… – Постоял, потер руку об руку, еще раз полюбовался на звезды. – Децим…
– Слушаю, мой господин.
– Децим, ты хочешь побыть с вами? В той комнате знатная музыка и очень дорогая танцовщица.
Децим стоял смирно, послушный, готовый выполнить любой приказ.
– Если только смею… – нерешительно начал центурион.
– В чем дело, Децим?
– Я бы хотел уйти.
Сулла развел руками:
– Я не держу. Ты совершил великое дело. – И снова повторил: – Я не держу.
Децим попятился и вышел из атриума.
Сулла глубоко вздохнул: свежий воздух был очень приятен. И сказал громко той, особенно ярко сияющей звезде:
– А ведь грозился убить меня… И чуть было не убил… Этот Сульпиций…
Махнул рукой и направился к пирующим; эта танцовщица задела душу его и плоть.
8
Днем Сулла совещался со своими военачальниками и друзьями. Недавно в Рим прибыли Долабелла и Торкват. Их мнение высоко ценил Сулла. Поспешил в Рим и Цецилий Метелл Пий из Лигурии.
Сулла очень рад встрече с ними. Обсуждается важный вопрос: когда идти на Восток? Дождаться ли полного умиротворения в Риме или не принимать очень близко к сердцу здешние дела.
Оппозиция здесь была довольно серьезной. Возглавлял ее, притом открыто, Луций Корнелий Цинна. Сам по себе Цинна казался не столь опасным. Но за ним стояли могущественные силы. Выход мог быть таким: или подавить эту силу, или не принимать ее в расчет, то есть делать вид, что не принимаешь в расчет. Долабелла – мужчина в соку, рубака и авантюрист – даже не задумывался: гнать с глаз долой Цинну, пусть занимается своей мышиной возней. От нее ни холодно, ни жарко. Попросту числить его мокрицей. Вот и все! В Риме обожают силу. Здесь ее боготворят. У кого же сила? У Цинны? Нет! У сената? Нет! Вот у кого: у Суллы! Стало быть, из этого надо и исходить.
Сулла спросил у своих соратников безо всяких обиняков: принимать в расчет Цинну или не принимать? Решили единодушно: не принимать! Сулла внес в это решение существенную поправку: не принимать как военную силу, но попытаться переиграть ее политически. Эта формула была не совсем ясна, тем не менее все сошлись на ней. Военные не очень-то почитали политику. Что касается Суллы – он придерживался несколько иного взгляда: не пренебрегать политикой, всемерно использовать ее в своих целях как подкрепление военной силе.
Никакие ухищрения римских политиканов, говоря откровенно, уже не пугали Суллу. Его легионы стоят железным строем. Одолеть их – дело совершенно безнадежное в настоящее время. Но войско живет одной мыслью: Восточным походом. Это надо понимать. Алчущее богатства войско нетерпеливо. Откладывать поход почти невозможно. Сами набегающие, как волны, события, сама ситуация диктуют условия, вернее, подстегивают. Отказ от Восточного похода равносилен гибели, но и промедление тоже опасно. Поэтому не стоит влезать в сенатские дрязги, не стоит окунаться в вонючую политическую жизнь, которой сейчас – грош цена. Солдаты смотрят на Восток. Туда, и только туда надо смотреть и военачальникам, если они желают себе победы…