Сумеречное вино - страница 2

Я люблю этот стол; воплощение одной из моих умнейших идей. Дешевые греческие вина частенько хороши, но потряси их немного, и они превращаются в уксус за ночь. Оригинальный стол был на карданной подвеске, с коробкой, наполненной свинцовыми шариками, для противовеса. Я вытряхнул свинец и сколотил ящички для дюжины бутылок, и теперь моё вино не портится достаточно долго, чтобы я успел его выпить. Вот что действительно важно.

Ахиллес-флюгер управляет нами, делая это лучше меня, даже если бы я был трезв. Я называю эту хитроумную штуку Ахиллесом, потому что заменил оригинальный белый парус автопилота броской розово-желтой тканью, выкрашенной в стиле «узелковый батик»[5]. Я раздобыл её на Крите у дряхлого бичующего хиппи. Ахиллес ведь был немного трансвеститом[6]. Я всегда объясняю эту маленькую шутку фрахтователям, и они постоянно вначале вежливо улыбаются, а затем их действительно разбирает смех того сорта, каким люди смеются над придурками. Может, я плохо рассказываю анекдоты, или, быть может, юмор не моя сильная сторона? Иногда я описываю им, как моя бывшая жена называла меня Ахиллом, потому что, говорила она, «я ранимый мошенник»[7]. Они не спорят с этим, как правило, хотя мне хотелось бы другой реакции.

Ладно, кого это волнует? Не меня. Этот ветер… он набирает силу понемногу. Теперь я слышу ритмичный шипящий шелест накатывающих волн. Темнота слишком плотная, чтобы что-нибудь разглядеть, но это хорошо. Если бы я видел волны, то мог бы и испугаться.

«Олимпию» встряхивает на морских горках, и я расплёскиваю свой стакан с выпивкой. Ругаюсь, неслышимый ни для кого, кроме призраков, и приготавливаюсь налить другой.

Но затем некоторые остатки осторожности останавливают меня, и я соглашаюсь на стакан рецины[8]. Никогда не любил это вино. На мой вкус оно отдаёт растворителем, так что я пью его каждый раз, когда не хочу слишком быстро напиться. Будь здесь мои друзья, они бы посмеялись над логикой такой тактики, но что в ней неверно?

Так или иначе, это работает; вот мой девиз.

Лучшие из моих друзей иногда говорили со мной о пьянстве. Им казалось, что существует такая вещь, как «завязка». Я не понимаю, что это такое. Конечно, я пьян. Я это знаю. Но человечества восторжествовало благодаря своей адаптивности. Я приспособился к прохождению ядовитых молекул по моим мозгам — прекращение этого процесса убьёт меня так же верно, как если бы я решил повернуть эволюцию вспять и попытался дышать под водой. У меня произошла необратимая адаптация. Может быть, это правда, что таким образом медленно убиваю себя; не могу сказать. Где-то у меня есть маленькая коллекция статей, вырезанных из американских журналов. В них говорится о людях, потерявших большую часть мозга, удаленного в результате пулевого ранения, аварии за рулём или раковой опухоли.

И они выздоровели, ведут нормальную жизнь. Никто об этом не догадывается, если только они сами не проговариваются. Я показывал эти статьи друзьям, и смеялся, наливая очередной стакан.

У меня давненько не было повода просмотреть эти вырезки, но я уверен, что они все ещё где-то на борту.

Мелкие брызги орошают палубу, оставляя на моих губах вкус соли. Звук бушующих волн уже больше походит на грохот. Я по-прежнему считаю, что это просто немного заблудившийся сирокко, несущий пыль и призраков из Северной Африки.

Не знаю, почему мои мысли постоянно возвращаются к привидениям. Я вообще-то не верю в этих бедных, печальных существ… Но я не могу не думать о них. Такое уж это посещаемое духами место. Так много поколений боролось здесь перед смертью… Хотя не думаю, что причина в этом. И не в античных преданиях, и не только в невообразимом количестве костей, слоями устилающих островки и морское дно. Нет. Слишком много зверств, убийств, предательств произошло здесь. Слишком много агоний — того сорта, что порождают призраков, в отличие от обычного спокойного ожидания смерти, как избавления от земных хлопот. Верующие знают, о чём я говорю.

Пошатываясь через шумную тьму, я вспомнил почему-то небольшую историю, которую рассказал мне несколько лет назад один греческий капитан каика. Я ждал тогда на Корфу своих нанимателей, группу молодых немцев (самая неблагодарная работка в Средиземноморье это подобные туристы, чревато кораблекрушениями или арестом судна, позвольте вас заверить), и завязал знакомство с критским контрабандистом Деметриосом.