Сумеречный судья - страница 2

— К этому времени, тварь уже полностью контролирует хозяина, — я перевернул страницу и указал соответствующее место в древнеэльдарском тексте. — И его основная задача — откладывать яйца в другие тела.

— Миф об этих существах, по всей видимости, восходит к примитивной народной медицине, — произнес Хеллец. — Люди видели, как болезнь день за днем подавляет их сородича, лишая его способности к сопротивлению. Замечали они также, что контакт с зараженным приводит к заболеваниям.

— По мере того, как медицинские познания совершенствовались, — продолжал я, — койганы в восприятии людей превращаются из духов болезни в темных демонов.

Франсуаз слушала меня, широко распахнув серые глаза.

— Не совсем правомерно называть их духами болезней, — поправил меня хоббит. — Для таких верований необходим высокий уровень абстракции. Первобытным людям проще представить паразита, живущего в теле жертвы, — тем более, что они часто сталкивались с червями, например.

На стене, на фоне восточного ковра ручной работы, висела коллекция холодного оружия — гордость доктора Хеллеца.

— В более позднее время легенда о койганах приобретает иную роль. С ее помощью расправлялись с неугодными. Человека было достаточно обвинить в том, что он стал прибежищем для такой твари.

— И об этом пишет комментатор Ариартиса? — осведомилась Франсуаз.

— Не только, — ответил я. — Но, по его собственному признанию, ему самому ни разу не доводилось видеть живого койгана. Или мертвого. Всякий раз, когда человека разрубали надвое, оказывалось, что внутри никого нет.

— Посмотрим? — предложила Френки.

Девушка вынула из ножен длинный орочий меч и, размахнувшись, опустила его на голову Хеллецу. Сильный удар рассек хоббита, как апельсин. Доктор всхрипнул, когда половинки разрубленного лица начали разваливаться.

— Хороший клинок, — заметила Френки, примеряя на руке окровавленное лезвие. — Я думала, понадобятся два удара.

Я осторожно накренил кресло и вывалил на пол залитое кровью тело книжника.

Франсуаз вставила лезвие меча между двумя частями его туловища, разделяя их.

Мерзкая, темно-зеленая тварь корчилась, приклеенная спиной к позвоночнику хоббита. Слепые глаза открывались, а широкий, усеянный мелкими зубами рот искривлялся в предсмертной гримасе.

— Созрел только наполовину, — констатировала Френки и сильным ударом снесла голову койгану.

Тварь съеживалась, словно из нее выпускали воздух.

Франсуаз опустилась на корточки перед мертвым книжником и вонзила два пальцы в его череп.

Сноп голубоватого света полыхнул из пробитого отверстия, затем лицо Хеллеца сморщилось и стало быстро чернеть.

— Я освободила его душу, плененную койганом, — бросила девушка, вытирая окровавленный клинок о портьеру. — Думаешь, он не обидится, если я захвачу меч с собой?

— Считай, что он тебе его завещал, — ответил я.

— Тело поступило в зиккурат в половине девятого, — произнес дежурный санитар, вытаскивая металлический ящик.

— Оно и было в таком состоянии? — спросил я.

— О, нет.

Живот мертвого гнолла был распахан и прорван, словно что-то большое и неловкое выбиралось изнутри.

— В полном порядке был, это-то и странно. Сперва я думал, алхимик уже сделал вскрытие и забыл зашить, но…

— Это точно был не врач, — согласился я.

Франсуаз осматривала тело.

— Один из койганов сбежал, — вполголоса произнес я, обращаясь к девушке. — Прошло уже больше восьми часов, как он выбрался из тела.

Демонесса нетерпеливо тряхнула головой, увлекая меня за собой.

— Сколько времени паразит может существовать без хозяина? — спросила она.

— Три-четыре дня. После этого гибнет — койганы не способны поддерживать собственный обмен веществ.

— Но в городе для него более чем достаточно тел.

Девушка остановилась и вытащила из сумочки свернутый пергамент, на котором древним языком было написано:

— Семеро за последние пять дней, — произнес я. — Ни один из эмбрионов не развился даже наполовину.