Сумерки Европы - страница 15

До сихъ поръ въ Европѣ рѣшались міровыя проблемы; еще и въ настоящей войнѣ такъ разсуждала германская дипломатія, отвѣчая на выступленіе Японіи пренебреженіемъ (вѣроятно, дѣланнымъ), — завѣреніемъ, что на поляхъ европейскихъ сраженій, а не на Дальнемъ Востокѣ рѣшатся судьбы мірового господства. Сейчасъ — въ послѣдній разъ — это еще было вѣрно; но уже и сейчасъ германская дипломатія, вообще оказавшаяся до крайности слабой, видимо не разсчитала, что и на поляхъ Европы рѣшаются судьбы не однѣми европейскими силами. Африканскія, индійскія, канадскія войска сражаются съ нѣмцами у бельгійскихъ границъ; турки — за Кавказомъ; японскія войска еще только призываются французскими газетами. А американскіе штаты являются главнымъ нейтральнымъ адресомъ, по которому направляются протесты, и главнымъ нейтральнымъ защитникомъ европейцевъ во взаимно враждебныхъ государствахъ Европы.

Міровыя судьбы еще рѣшаются на поляхъ Европы, но онѣ рѣшаются уже при участіи внѣ-европейскихъ силъ. И результатомъ рѣшенія будетъ то, что поля Европы сохранятъ лишь мѣстное значеніе.

Не только въ государственномъ отношеніи подготовлялся переносъ мірового центра тяжести, но и въ духовномъ — хотя и несравненно медленнѣе и меньше — сказывались внѣ-европейскія вліянія. Правда, внѣ-европейская духовная работа, посколько получала міровое значеніе, вкладывалась, умѣщалась въ духовной работѣ Европы; или же если, отличаясь отъ нея, на нее воздѣйствовала, то все же — проходя сквозь ея фильтръ, претворяясь въ ея руслѣ. Россія, столѣтіями отъ Европы оторванная, все же множествомъ историческихъ нитей и связей дѣйствительности неразрывно съ Западомъ связанная, полу-Западъ, полу-Востокъ, все слышнѣе давала себя знать въ европейскомъ хорѣ ко второй половинѣ (или, что ли, къ третьей трети) XIX вѣка. Первородное дѣтище Запада — Сѣверная Америка, не имѣвшая особыхъ отъ Европы традицій, но переработавшая ихъ въ особой, и именно въ лишенной традицій средѣ, — уже вѣкъ тому назадъ вліяла нз Европу своими политическими идеями. Въ техникѣ Америка открывала новые пути, не только фактическими изобрѣтеніями, но самой смѣлостью захвата, рѣшительностью постановокъ проблемъ, натискомъ въ разрѣшеніи ихъ. Дѣло здѣсь не только въ распредѣленіи между материками осуществленной работы, дѣло въ самомъ духѣ этой работы, въ духѣ отношенія къ природѣ и жизни, если и не принесеннаго съ той стороны Атлантическаго океана, то получившаго оттуда могучій толчокъ и опору. Дѣло не въ томъ, что броненосныя суда и пушки тяжелыхъ калибровъ, телефоны и отчасти аэропланы имѣли Америку своею колыбелью или пробною мастерской; что она имѣетъ лучшія обсерваторіи и лабораторіи, что — въ противоположной плоскости — въ ней своеобразно развернулась религіозная жизнь. Дѣло въ томъ, что служитъ опредѣляющей характеристикой эпохи, — дѣло въ ритмѣ и темпѣ жизненной работы, которые ковались подъ встрѣчными воздѣйствіями Новаго Свѣта; дѣло въ интенсификаціи жизни, — и характерно, что именно орудія межчеловѣческаго общенія и сообщенія получали въ Америкѣ такое чрезвычайное развитіе. Въ глубинѣ общественныхъ трудовыхъ пластовъ — эти процессы были претвореніемъ, цвѣтеніемъ нѣкоторыхъ западно-европейскихъ же тенденцій, плотью отъ ихъ плоти; и потому воспринимались и частично впитывались, какъ родное и близкое. Въ чисто духовныхъ отраженіяхъ они получали уже специфическій характеръ, и въ этой специфичности воздѣйствовали своимъ заражающимъ своеобразіемъ. Иные американцы, Пое и Уистлеръ, Туэнъ и Джемсъ, завоевателями вторглись въ Европу со своимъ столь различнымъ и столь единымъ Американизмомъ.

Съ противоположнаго конца и Дальній Востокъ посылалъ свои могучія волны воздѣйствій. Собственно говоря, по массѣ воскрешенныхъ къ жизни восточныхъ цѣнностей девятнадцатый вѣкъ могъ бы быть названъ, между прочимъ, и вѣкомъ восточнаго возрожденія. И если это воскрешеніе не положило столь же явной грани въ культурѣ міра, какъ нѣсколько вѣковъ тому назадъ рецепція эллиноримскихъ и іудейскихъ цѣнностей, — то отчасти, конечно, въ силу различія тѣхъ и другихъ по творческой дѣйственности ихъ содержаній, но отчасти и потому, что собственная творческая жизнь Европы настолько пышно н мощно разрослась за эти вѣка, что самый сильный притокъ не могъ уже опрокинуть или уменьшить инерціи ея напора. Но характерно для интересующаго насъ здѣсь вопроса то, что не только древній Востокъ, но и современный зазвучалъ въ нашихъ исконныхъ западныхъ аудиторіяхъ. Отчасти это только голоса людей Востока, работающихъ у себя или у насъ въ созданныхъ европейцами лабораторіяхъ. Но отчасти это и взращенныя на Востокѣ силы, религіозныя или художественныя, буддійскія настроенія и японское созерцаніе, совершающія свое вступленіе въ нашъ міръ. И, конечно, незначителенъ самъ по себѣ, но все же симптоматиченъ тотъ фактъ, что чуть-ли не наканунѣ войны увѣнчанъ былъ все-европейской преміей — Тагоръ, индійскій поэтъ, сдѣлавшійся міру извѣстнымъ въ англійскомъ переводѣ.