Сумерки памяти - страница 3

Он жил в старинном девятиэтажном доме, слегка потерявшем былую красоту, но трепетно хранившем в себе память о многих тревожных временах и знаменитых датах. Я подошла к знакомому подъезду, утопающему в желто-зеленых кронах акаций, в тени которых возле витой чугунной ограды стоял автомобиль цвета мокрого асфальта [4]. «Значит, он уже дома» — подумала я и потянула сверкающую полированной латунью ручку двери.

На последний этаж нужно было подниматься на лифте, подвешенном между пролетами за загородками из плетеной стальной паутины. Лифт двигался торжественно и шумно, неся ввысь свою кабину красного дерева, как будто он стремился подняться на небеса.

Выйдя на лестничную клетку, я оказалась перед знакомой дверью с витым медным номером «27» [5]и старинным поворачивающимся звонком. Спустя минуту после мелодичной трели он отворил дверь:

— Я думал, ты сегодня не придешь, — его голос звучал немного взволновано.

— Переживал?

— Да.

— А я пришла. Ты же знаешь, без тебя все лишается смысла.

— Пойдем на балкон, — сказал он, пропуская меня в прихожую. — Сегодня очень теплый вечер. Можно посидеть в твоих любимых креслах.

Мы прошли сквозь гостиную, и я обратила внимание на пепельницу в форме венка из листьев аканта [6], которая была полна. «Значит, он действительно начал волноваться, что я не приду», — подумала я. Это было приятно.

— Я хотел бы продолжить вчерашний разговор, — сказал он и протянул мне какой-то красиво запакованный сверток. — Это тебе. Небольшой сувенир.

— Спасибо. А что это?

— Посмотри. Это так… Просто безделушка, чтобы не было страшно.

Я развернула оберточную бумагу, раскрашенную золотыми якорями, и у меня в руках оказалась небольшая бронзовая статуэтка тонкой старинной работы, представляющая собой трехмачтовый парусник, украшенный щитами с изображениями быков и дельфинов [7].

— Спасибо.

— Не за что. Считай, что это просто амулет. Я раздобыл его у одного адепта тайных наук, который в перерывах между поисками философского камня приторговывает антиквариатом.

Я поставила статуэтку на стол и, устроившись поудобней в кресле, стала смотреть на проплывающие над головой замысловатые облака: некоторые из них были похожи на взъерошенные клочья пыльной ваты.

— Что тебя все время беспокоит? — спросил он.

Я так задумалась, что вздрогнула от его голоса.

— Не знаю. Какой-то страх, как у твоих «друзей» из вчерашней притчи. Как будто мне угрожало что-то, но я никак не могу вспомнить что именно. Какие-то неясные мысли — почти воспоминания о местах и событиях, которые происходили не со мной.

— А с кем?

— С кем-то, кто жил в другие времена и в других странах…

— И там все только плохо и страшно? — он говорил так, как будто уже заранее знал все, что я отвечу.

— Нет, вовсе нет, — я мечтательно улыбнулась. — Меня тянет туда как путешественника, который оставил свой дом за океаном и мечтает о возвращении. Порой бывает такое чувство, что я живу здесь не вся, а только наполовину, как будто бы часть меня навсегда оставлена в прошлом. И от этого окружающая действительность становится неполноценной, и как будто обкраденной.

— А ты кому-нибудь рассказывала об этом?

— Да, но, как правило, люди этого не понимают, говорят, что жить надо в настоящем. А как это сделать, да и надо ли?

— Конечно надо. Но не все так просто, как им кажется. Дело в том, что ты частично помнишь свои прошлые жизни.

Я удивленно посмотрела на него:

— Ты так думаешь?

— Да. Но ты должна их вспомнить полностью — шаг за шагом, век за веком, — чтобы знать, кто ты на самом деле и откуда пришла, — он улыбнулся. — Тогда ты сможешь увидеть, где и кем были рождены твои страхи, почему тот или иной человек играет в твоей жизни именно такую роль, каковы в конечном счете твои истинные привязанности и антипатии. Ведь очень многое, что для тебя на самом деле важно, остается скрыто в твоих собственных, глубоко затаенных мыслях.

— Знаешь, одно время я не верила в теорию реинкарнации, но в последствии, когда перед моими глазами, как проблески молнии, стали вспыхивать картины концлагерей с колючей проволокой, деревянных вагонов, заполненных пленными, разрушенных деревень или, наоборот, белых дворцов на берегах неизвестных морей, я стала склоняться к мнению, что это не такая уж безумная идея — верить в переселение душ.