Сундук старухи Ган - страница 4
Паренька я заметил неподалеку от места своего прошлого убежища. От Винса и других пьянчуг я слышал, что его зовут Эрик. Ему тринадцать. Есть нож за голенищем правого сапога. Все, что я о нем знаю.
Эрик не слышал моих шагов. Удобное качество для сыщика. Я кашлянул.
"Здравствуй, Эрик. Меня зовут Фергюс. Можешь немного со мной поговорить? Не оборачивайся пожалуйста."
Паренек повиновался. Наверно, скрип моего голоса принял за щелчок револьвера. Я поговорил с ним о рыбе. О баре. О его старших братьях. О том, какой налог лодочники дерут за торговлю на их земле. Парень робкий, но через час разговорился. С рекой говорить нетрудно. Ночь близилась к рассвету, а я уже знал все ответы. они указывали на то, что братья Уре брехуны. Дел с лодочниками они не ведут. И к серебру старухи отношения они не имеют ровным счетом никакого. Пустая трата времени и выпивки.
В районе Звонарей я появился на рассвете. Была среда. Я укладывался на своей жесткой циновке и смотрел на пустующую постель Энн. На треугольном окошке стояли свежие полевые цветы с каплями росы. По дороге я чуть не столкнулся с парочкой солдат в форме королевских пехотных войск. Не люблю солдат. Воняют дешевым куревом и продажными девками. А от красно-белых мундиров рябит в глазах.
Я не встречал таких, как я. В детстве пьяные циркачи рассказывали истории о том, что мать моя была шлюха, которая поспорила на грош , что переспит с лисом. Я плакал после этих россказней, но правды этим не добился.
Ли относился ко мне пренебрежительно. Лет до девяти я делал черную работу по кухне, обслуживал лошадей и пони, чистил туалеты. Цирк стоял за городом еще до моего появления. Ли часто говорил, что весной следующего года мы снимемся с места и отправимся в путь, как в старые добрые. Этого так и не произошло.
Напарником моим по черновой работенке был карлик Лер, человек премерзкого характера с огромным горбатым носом. он зачастую и был главным сочинителем историй о моем происхождении. За это в возрасте десяти лет я столкнул его в выгребную яму, откуда он смог выбраться только с помощью своих собутыльников-акробатов. Обещался прострелить мне колени и вырвать хвост.
Когда у меня начал ломаться голос Ли позвал меня на личный разговор. Оказалось, он придумал номер со мной. Я должен был изображать дикого лиса, которого дрессировщик научил речи. Ли говорил, я должен быть благодарен ему и его людям за то, что до сих пор не сдох от голода. Я согласился на эту работу и той же ночью покинул цирк, прихватив горсть серебра из личного сейфа Бобби Ли. Циркача из меня не вышло.
Родственники Ли, цыгане, единственные, кто относился ко мне с теплом и отзывчивостью. Они были кибитниками, каждую весну и осень снимались с постоя и под песни и смех отправлялись в путь. Дядя Ли, барон Алмас, в обмен за серебро своего племянника взял меня в путь той весной без особых возражений. Лис-цыганенок.
По средам границу между районом Звонарей и остальным городом лучше обходить стороной. С рассвета до полудня законники проводят показательный казни предателей короны. В основном, вешали нищих и бродяг, потому как все сопротивленцы расквартировались за надежным заслоном из вышек и блокпостов. Жандармы и на милю к ним не приближаются.
Повешенные, вывалив наружу иссохшие языки и покачивая босыми ногами, несли свой безмолвный караул ровно до вечера субботы, когда возвращались те же люди, что исполняли этот несправедливый приговор. Трупы снимали, латали шесты и подмостки в преддверии следующей казни.
Использовав единственную ниточку, которая могла привести меня к деньгам ган, я не отчаялся. Теперь мог мыслить свободнее, не опираясь на сплетни и слухи. Я наблюдал через слюдяное окошко в прачечной, как Энн ловко расправляется с перепачканными кровью и спермой простынями. Размышлял.
Ган имеет много доходов и помимо своей тухлой лавчонки со старьем, которому место в канаве или на помойке. Свои богатства она заработала на торговле крадеными ружьями и пушками, которые благодаря ее посредничеству успешно попадали из рук уличных банд в руки лодочников. А оттуда на фронт, к рижсцам. Иногда к сопротивлению.