Суровая зима - страница 2

стр.

Сы покачала головой, вздохнула и, резко поднявшись с земли, сказала в сердцах:

– Верно говорит А-до: честному человеку нет житья на земле!

– Да, скоро, видать, конец света наступит!

– Дед моего Сяо-бао все твердил, что «длинноволосые» придут! Среди них будто и женщины есть. Знаешь, у нас дома хранится сабля «длинноволосого»… А вот мой отец считает, что настоящий император еще не родился.

– Выдумал тоже! Откуда ему знать, родился или не родился? Может, Юйхуан дади[2] ему сообщил? В том месяце на западном краю неба появилась яркая восьмиконечная звезда. Большая, как пиала для вина. Это – звезда настоящего императора. Потому она и восьмиугольная, что вот уже восемь лет, как император спустился на землю. А ты говоришь, не родился.

– Отец сказал, что это не император, а бунтарь и что он против императора! Да что ты смыслишь в этом, Звезда Белого Тигра?!

Хэ-хуа вскочила.

– Ну ты, полегче! – Сощурившись, она злобно уставилась на обидчицу.

Женщины с ненавистью смотрели друг на друга. Вспыхнула давняя вражда. Сы данян всегда относилась к Хэ-хуа с презрением. Как только она ее не обзывала! И паршивой служанкой, и потаскухой, и гнилым товаром. Хэ-хуа в долгу не оставалась, а нынешней весной даже хотела «сглазить» шелкопрядов семьи Тун-бао. С тех пор женщины не здоровались, хотя жили рядом. Смерть старого Тун-бао, свекра Сы, примирила их, они стали жить как добрые соседи. И вдруг сейчас, из-за какого-то пустяка, опять поссорились!

Сы данян решила, что толковать больше не о чем, сплюнула и пошла прочь. Но не такой была Хэ-хуа, чтобы стерпеть это «вежливое» оскорбление. Она кинулась к Сы и, загородив ей дорогу, взвизгнула:

– Обругала – и в кусты? Стерва!

– Сама стерва! Звезда Белого Тигра! – отпарировала Сы и направилась к речушке.

Вот досада! Хэ-хуа не могла успокоиться. Сы даже из себя не вышла! Ссориться чуть не до драки было для Хэ-хуа самым большим удовольствием. Поколотят – ну и пусть! Зато все на тебя смотрят, ты в центре внимания! Если Хэ-хуа не считали «человеком», она приходила в ярость. Хозяин в бытность ее служанкой смотрел на нее как на вещь, с собакой и то лучше обращался, а Хэ-хуа хорошо знала, что душа у нее ничуть не хуже, чем у хозяина. Глубокая обида на пего переросла в ненависть. Замужество Хэ-хуа считала избавлением – в деревне, думала она, к ней будут относиться уважительно. Но через две недели после женитьбы Гэнь-шэн тяжело заболел. А потом начался падеж баранов и кур. Тогда-то Хэ-хуа и наградили обидным прозвищем Звезда Белого Тигра. Но в деревне не так уж трудно постоять за себя, и Хэ-хуа никогда не упускала случая затеять ссору с соседками, полюбезничать с неженатым мужчиной, защищая таким образом свое человеческое достоинство. Весной, когда крестьян постигла неудача с шелкопрядами и, чтобы не умереть с голода, они были вынуждены отбирать рис у богачей и хозяев рисовых лавок, отношение к Хэ-хуа изменилось. Давно уже никто не обзывал ее ненавистным прозвищем. Хэ-хуа притихла. И вдруг сегодня Сы разбередила старую рану, да еще не пожелала с ней разговаривать.

Глядя вслед Сы, Хэ-хуа скрежетала зубами от злости – уж лучше бы ее побили! Даже в завывании ветра, который стал крепчать, ей чудилось: «Ху-у-у».[3] Вдруг Сы остановилась, поглядела на Хэ-хуа и снова плюнула. Это подлило масла в огонь. Хэ-хуа с бранью кинулась догонять Сы, но споткнулась и упала. В глазах у нее потемнело, она лишь слышала, как Сы хохочет и кричит:

– Звезда Белого Тигра!

Как назло, в это самое время на том берегу появилась женщина; она бежала к воде, хлопая в ладоши и покатываясь со смеху. Это была Лю-бао.

– Эй-эй! Испугалась? Удираешь? – нарочно кричала Хэ-хуа вслед Сы.

Она села и, неистово бранясь, перевела дух. От ушиба поясницу жгло, как огнем, но Хэ-хуа ничего не чувствовала, она думала лишь о том, как бы сцепиться с женщинами и отвести душу. Обе они – ее враги. Поругаться бы с ними хорошенько! Но на язык Лю-бао лучше не попадаться. Это все знают. Может, подраться? Однако их двое…

Хэ-хуа стала нерешительно подниматься на ноги. Вдруг вдали показался человек. Хэ-хуа узнала его и сразу отказалась от своей затеи.