Суть времени, 2013 № 12 - страница 43

Более того, если авторы классического словаря стыдились предвзятости и по возможности сводили ее к минимуму, заботясь о своей репутации, то теперь предвзятость доводится до максимума. Ибо именно она привлекает внимание какого-то количества потребителей информации.

Качество этих потребителей никого не интересует. Что же касается ответственности за элементарную достоверность сообщаемой информации, то при желании и при существовании элементарных юридических норм, я лично, например, мог бы не работать вообще. А только выигрывать суды и жить с выплачиваемых мне штрафов.

Но и этим проблема не исчерпывается. Предположим, что вы хотите узнать о значении слова «метафизика» из предельно объективных словарей, написанных авторами, чья компетенция бесконечно высока. И чья предвзятость строго равна нулю.

Вы все равно столкнетесь, как минимум, с двумя совершенно противоположными значениями слова. Для одних метафизика — это нечто, диаметрально противоположное диалектике. Согласно этому значению слова, метафизический подход — это подход догматический, схоластический. А главное — не учитывающий того, что любое явление представляет собой не константу, а процесс. Причем процесс противоречивый. А значит, отказавшись от представления о явлении как о процессе, вы не схватываете суть явления. Отрицаете диалектический подход и попадаете в ловушку метафизики.

А как иначе? Ведь если определять метафизику как антидиалектику (а это одно из определений), то подходов может быть только два — диалектический и метафизический. Отказываясь от одного, вы неизбежно применяете другой.

Начинаете вы, например, читать рекомендуемого нами Александра Богданова. А он там поносит метафизику почем зря. Причем через запятую пишет «схоластик, метафизик, догматик, начетчик». Почему? Потому что он обусловлен и политикой, и эпохой. Политикой — поскольку он марксист. Марксизм еще не устоялся. И он побеждает в борьбе с другими идеями, делая акцент на своей диалектичности. Спорит такой-то ученый с Марксом, марксисты ему отвечают: «Да вы явление рассматриваете в статике и как нечто, лишенное движущих противоречий! Вы метафизик, и потому не схватываете суть! А мы диалектики, и потому суть схватываем».

Теперь берете вы вместо Александра Богданова, ну, скажем, Рене Генона. И знакомитесь с его представлениями о метафизике. Для Генона нет противопоставления между метафизикой и диалектикой. Ему всё, что связано с этим противопоставлением, абсолютно чуждо. Он живет в другом мире. Он не участвует в спорах марксистов с их противниками. Для него есть другое противопоставление: религия и метафизика. Причем он явным образом это противопоставление обсуждать не будет. Потому что он на определенном этапе принимает ислам. И вовсе не хочет проблематизировать данную религию. Да, конечно, он принимает суфийский ислам. И даже приняв его, оставляет за собой некую свободу трактовок, демонстрируя ревнителям более строгих (пусть даже и суфийских) подходов свою компетенцию. И требуя терпимости к своим свободным трактовкам по причине наличия этой особой компетенции. Компетенция и впрямь очень высока. И потому суфии, входящие в близкие к Генону школы (в суфизме огромное количество школ), терпимо относятся к геноновским свободным трактовкам. Во многом, кстати, вытекающим из доисламского этапа жизни Генона. А на этом другом этапе Генон не только увлекался масонством, но и занимал высокое место в разного рода масонских структурах, переходил из одной структуры в другую. И, опять же, стоял на том, что это все для него допустимо именно потому, что у него очень высокая компетенция.

Причем компетенция Рене Генона — это не компетенция Анри Корбена, которого Генон уважал и с которым все время спорил. И дело даже не в том, что Генона интересовал суннитский суфизм, а Корбена шиитский. Дело в том, что Генон не стремился вводить свою компетенцию в строго научные рамки, пусть даже религиоведческие. А Корбен стремился. Или, точнее, Генон не допускал введения компетенции в данные рамки, а Корбен допускал.

Итак, для Генона метафизика — это постижение Абсолюта. Вводя такое определение совсем уж явным образом, Генон оказывается в сложных отношениях с исламом. Ибо для ортодоксального ислама, как и для ортодоксального иудаизма, есть Бог-Творец, над которым нет ничего. Если же над этим Богом-Творцом есть какой-то Абсолют, то это уже не вполне ислам. Да, суфии, преследуемые ортодоксальным исламом, не столь однозначны в своей трактовке отношений между Абсолютом и Богом-Творцом.