Суть времени, 2013 № 14 - страница 19

Еще один пункт сходства в строительстве двух армий в том, что сам ход борьбы с контрреволюцией и иностранной интервенцией потребовал и от вождей французской, и от вождей русской революции жесткой централизации в руководстве армией, выстраивания четкой иерархии подчинения, суровой дисциплины. И хотя степень формализации резко возросла, воинский дух и моральное состояние молодых армий Франции и России находились на высочайшем уровне. Стойкость и преданность делу революции сочетались с громадным желанием учиться военному делу.

Солдаты революционной армии и во Франции, и в России были плохо одеты и обуты, но далеко превосходили противника воинской доблестью, высокой сознательностью, патриотическим воодушевлением. Им было за что воевать — они защищали отечество, нацию, свободу. Ради спасения революции они готовы были жертвовать собой.

Перед обеими армиями в разное время, но одинаково остро стоял и вопрос о командных кадрах. И вновь обе они пошли в решении этого вопроса сходными путями.

Комитет общественного спасения открыл доступ к высшим командным должностям каждому, кто мог практически доказать свое военное искусство и преданность революции. От военачальника требовался не диплом об окончании военного учебного заведения, а умение побеждать. И в короткое время революция дала французской армии целую плеяду блестящих полководцев и военачальников, вышедших из народа. Лазар Гош, полководец, которого ставили в один ряд с Бонапартом, был сыном смотрителя королевской псарни. Генерал Марсо, олицетворение отваги французской революционной армии, был простым писцом у провинциального прокурора. Знаменитыми наполеоновскими маршалами стали крестьянин Ланн, сын трактирщика Мюрат, бывший юнга и контрабандист Массена. Да и сам Наполеон происходил из бедной корсиканской дворянской семьи.

Русская революция и Гражданская война также создали народных полководцев — Чапаева, Буденного, Котовского и многих других. Одновременно, руководители республики согласились с необходимостью привлечения на службу бывших царских офицеров, не запятнавших себя борьбой против революции. При этом так же, как и во Франции, политический контроль в войсках осуществляли комиссары (даже слово было использовано то же самое), «безупречные революционеры, стойкие борцы за дело пролетариата и деревенской бедноты».

Еще один момент сходства заключался в создании новой тактики и стратегии ведения войны. Напавшие на Францию армии коалиции состояли из подневольных крестьян или наемников, использовали старые, рутинные приемы (например, войска располагались по всему фронту в растянутые линии), действовали медленно и обладали низкой маневренностью.

Французы в ходе войны выработали новую гибкую тактику (впереди шла подвижная стрелковая цепь, а за ней двигались сведенные в сомкнутые колонны батальоны, обладавшие большой мощью). Были упразднены громоздкие обозы, что резко увеличило маневренность армии. Большая подвижность, концентрированная сила удара, стремление к достижению количественного превосходства над противником на решающем участке — таковы были важнейшие элементы новой тактики революционной армии Франции.

Новая тактика Красной армии также стала основой ее побед в Гражданской войне — достаточно назвать легендарные атаки тачанок Первой конной Буденного, ставшие образцом маневренного боя. Вылетавшие на высокой скорости и мгновенно разворачивавшиеся тачанки обрушивали на противника концентрированный пулеметный огонь, тут же расходились в стороны, уступая место легкой коннице, завершавшей конной атакой разгром неприятеля.

Можно назвать еще множество элементов сходства в практике военного строительства двух революционных армий. Например, концепцию «экспорта революции», которая должна была привести, по мнению вождей французской революции, к созданию всемирного союза республик. Правда, Робеспьер в 1793 году отказался навязывать другим народам революцию силой оружия. Зато позже эту идею в полной мере воплотил Наполеон Бонапарт.

Советские руководители тоже долго тешили себя иллюзией о «классовой солидарности» пролетариата капиталистических стран в случае прихода туда Красной армии. Даже проигранная русско-польская война 1920 года не избавила от подобных иллюзий. И до самого начала Великой Отечественной войны идея о мировой революции, продвигаемой на штыках Красной армии, все еще продолжала подспудно определять направление стратегических поисков наших военачальников.