Суть времени, 2013 № 16 - страница 38
».
И надо суметь вернуться к себе «подлинным», к Замыслу, а не ограничивать законом его искажение. Примерно это есть русская мысль. Но она ведь категорически не равна западной. Как и либеральная «свобода», прорывающаяся маленьким бунтом против буржуазных устоев, никак не равна пресловутому «бессмысленному и беспощадному» русскому бунту. Которого не зря боялись и боятся. Право, есть чего!
Кстати, о двух разных подходах к обузданию зла. Они ведь во всех мелочах проявляются. Вот в предыдущем номере газеты «Суть времени» была статья наших новосибирских товарищей с интереснейшим сравнением плакатов о детстве — советских и современных, от ювенальщиков. Там, в частности, два плаката, призывающие взрослых не бить детей. С этим скверным пережитком в СССР сразу стали бороться. И видно, как: «Чем ребят бранить и бить, лучше книжку им купить» советует «темной крестьянке» плакат. А рядом — нынешний ювенальный, калька с западного, с угрозой: «Не выходи за рамки!». То есть в одном случае предлагается выйти за рамки — наверх! А в другом — держат человека в этих рамках страхом кары. Мы не раз обсуждали разницу между западным подходом, основанном на обуздании неисправимого зла мира, и православным подходом, основанном на преображении мира. Указав еще раз на принципиальную важность этого разногласия, дадим опять слово Лотману, который убедительно показывает, в какой степени Толстой отторгает либеральный подход.
«В «Живом трупе» герои делятся на тех, чьи поступки «правильны» с точки зрения какой-либо общественной роли, и на погибших, непредсказуемых — пьяниц, художников, людей вне общества. Чиновники, люди суда, с одной стороны, и Виктор и Лиза, — с другой, при всей противоположности характеров и нравственной их оценки, имеют одну общность: их поступки правильны с какой-либо заранее заданной точки зрения, то есть предсказуемы, и поэтому, с позиции Феди Протасова, непереносимо скучны. В них нет неожиданности; нравственные или безнравственные, они в равной мере лишены поэзии. Это и делает подобную жизнь для Феди Протасова тюрьмой. Как блоковский Арлекин, Федя жаждет прорыва в мир свободы (анархист понятнее Толстому, чем либерал). Федя, как из тюрьмы, убегает из семьи, в которой царила добродетель, но «не было изюминки, — знаешь, в квасе изюминка, — говорит Федя Протасов, — <…> не было игры в нашей жизни. А мне нужно было забываться. А без игры не забудешься». «Изюминка» — образ непредсказуемого, случайного, того, что не является обязательным элементом структуры, без чего система остается собой, описывается одинаковыми моделями, но без чего жить в ней делается невозможно».
«Что немцу здорово, то русскому смерть», — гласит известная поговорка. Переделать русского в немца и есть задача по слому ядра. А иначе — слишком непредсказуемо, слишком опасно, слишком безнадежно в плане окорачивания этой «самости». Ее окорачивают, давят, она вроде уже ложится, уже нет ее и — р-раз! Тут как тут! Одно слово — Ванька-встанька. Так что хватит нам удивляться, почему ведут войну с этим «русским духом». А вам, будь вы на месте западников, охота было бы все время под угрозой такого вставания в полный рост жить?
И тут стоит перейти от напоминания, что есть великая литература, очень глубоко рассматривающая проблему этого «полного роста», — к концептуальным вопросам, явным образом подчиненным определенной политической линии.
В 2008 г. «Новой газетой» была опубликована огромная статья Юрия Афанасьева под знаковым названием «Мы не рабы? (Исторический бег на месте: особый путь России)». И совершенно не газетный объем публикации, и вынесенная в название тема сделали текст фактически программным для всей группы наших специфических западников. Которая особенно и не скрывала своей задачи как пятой колонны, но опубликованием данного манифеста явно «пошла на Вы». И с тех пор мы много услышали «приятного» о большинстве, особенно за последний год. Но это уже был год окончательной разнузданности. Толчок же нынешней разнузданности — всем этим высказываниям про «быдло», «рогатый скот», «мух» и «анчоусов» — дала именно афанасьевская статья 2008 года, сопровождавшаяся к тому же еще откликом Б. Стругацкого. Это публичное «перестукивание», как его назвал Стругацкий, двух корифеев дало легитимацию на окончательное раскалывание общества. И, подчеркнем, жесткое оформление принципиальнейших расхождений между позициями большинства и меньшинства (а они были всегда!), их отливание в формы холодной гражданской войны — было начато именно нашим «прогрессивным меньшинством».