Суть времени, 2013 № 20 - страница 4
Итак, американцам надо ударить по России. Они просто не могут не ударить. А как по ней ударить? Американцы очень осторожные люди. Наименее осторожный из них Обама, потому что он в наименьшей степени американец. Но и он достаточно осторожен. Кроме того, он не всесилен.
Повторяю, американцы очень жестокие и очень осторожные люди. И расправляться с Россией, имеющей хоть какой-то ядерный, да и силовой в целом, потенциал, они не будут. А значит, этот потенциал надо обнулить. Как? Ведь не за счет взаимного сокращения ядерных вооружений. Мало ли до чего тут досокращаться можно!
И не за счет завершения дела развала нашей армии. Армия разваливается, но… хотел сказать «достаточно медленно», но вернее будет сказать «недостаточно быстро».
Американцам нужен хаос, способный надежно парализовать Россию.
Создание такого хаоса — дело в высшей степени рискованное, сложное, деликатное. И потому, что этот хаос не так-то просто создать. И потому, что еще труднее не допустить перехода хаоса (коль скоро его удастся создать) в новый порядок.
Ну создали в России хаос в феврале 1917 года. А к октябрю он стал переходить в новый порядок. И возник вопрос: стоило ли создавать хаос? Но тогда, между прочим, не было ядерного оружия. И совокупный Запад гораздо прочнее стоял на ногах.
Так какой же нужен хаос? Как мы видим, только такой, в котором нет зачатков будущего порядка. Что же это за хаос?
Отвечая на этот вопрос, я возвращаюсь к примеру с Южной Африкой. И предупреждаю читателя, что использую Южную Африку как аналитическую метафору, позволяющую построить политическую модель. Это не значит, что я грубо искажаю процессы, происходившие в реальной ЮАР. Но, конечно же, меня интересует вовсе не ЮАР эпохи апартеида, а Россия, в которой имеет место новый апартеид, в чем-то более мягкий, чем юаровский, а в чем-то более жесткий.
Каков был политический расклад в ЮАР эпохи апартеида?
Первой, главной силой, задающей правила игры, были белые африканеры, загнавшие в гетто темнокожее южноафриканское население.
Я уже проводил метафорическую параллель между африканерами и нашим креативным меньшинством (дельфинами в терминологии Латыниной). И обращал внимание читателя на то, что наши дельфины разговаривают с анчоусами на том же языке апартеида, на котором белые южноафриканские африканеры разговаривали с южноафриканским темнокожим большинством. Различия в деталях. А суть та же: «Да, они в большинстве! Но это же неполноценное большинство!» Пуская время от времени лживую слезу по поводу страданий наших анчоусов под игом путинского режима, наши дельфины кайфуют от тех возможностей, которые создали для них перестройка и постперестройка. Прекрасно понимают, что эти возможности куплены страданиями большинства, брошенного в своеобразное зловещее социальное гетто. И добиваются только продолжения и усугубления своего кайфа.
Второй силой, столь же очевидной и ничуть не менее активной, чем первая, было само это темнокожее большинство, загнанное в южноафриканские гетто — бантустаны.
Казалось бы, этим расклад исчерпывается. Ан нет! И на ситуацию в тогдашней ЮАР, и на ситуацию в нынешней России воздействуют ТРИ силы. Именно ТРИ, а не ДВЕ.
Третья сила, воздействовавшая на южноафриканскую ситуацию, — это «Де Бирс». Транснациональная компания, занятая добычей алмазов и многим другим. Она-то и была настоящим хозяином ЮАР. Аналогом «Де Бирс» в современной России является Запад и прежде всего США.
Африканеры (первая сила) очень хотели поддерживать «Де Бирс» (третью силу). И готовы были для этого на многое. Но они постепенно ослабевали. Процент африканерского населения в ЮАР сокращался. Режим апартеида порождал все большую ненависть у непрерывно растущего местного темнокожего населения.
И вновь мы видим аналогию между тогдашней ситуацией в ЮАР и нынешней ситуацией в России. Но перед тем как, воспользовавшись этой аналогией, построить политическую модель, разберемся еще раз с природой того явления, которое приводило к пребыванию в гетто — бантустанах — темнокожего населения ЮАР эпохи апартеида и порождает нахождение в нынешних социальных гетто нашего российского большинства. Я называю это явление — «архаизация».