Суздаль. Это моя земля - страница 26

Егорыч попятился спиной к стене, к лавке и сел. Я согнулась пополам, в спину вступило, он притянул моё лицо к своему.

— Где Лада, Егорыч?!

— Сейчас покажу, — сказал он мне прямо в рот, и я почувствовала, как его губы произносят слова, и слова раздвигают мои губы. — Сейчас всё покажу, Гал-ка…

— Егорыч, — я кулем осела к нему на колени, потому что сутулиться было некуда. — Сна-ча-ла… Ла-да…

В ритме каждого слога с «л» встречала его язык своим.

— Слышишь? Сначала Лада!

— Соплячка! — говорил он мне в рот. — Как ты смогла его оседлать? Как ты смогла меня?.. — Лада!

И мы идём. Серые облака несутся по чёрному небу.

Заходим в птичник, в тусклом свете ламп вижу жестяные конусы для забоя птиц. В одном из конусов — вниз головой — гусь. Егорыч толкает меня в спину, я налетаю на конус, выставляю руки, дотрагиваюсь до ржавой жести, соскальзываю, оцарапавшись.

Птица в конусе тёплая.

— Что?..

Смотрю на свои руки. Понять не могу, чья кровь.

— Лада?!

Резко, рывком поворачиваюсь к Егорычу. Заикаюсь, хватаю воздух ртом, зубы клацают.

— Зачем?.. За-чем ты?..

— Чтобы съесть твоё счастье, Боголюбовская. С яблоками, твоё счастье-то, а?

И тут он достаёт нож и делает шаг к птице. Ко мне. Я швыряюсь на него всем телом, всей бабьей дурью. Он выше меня, сильнее меня.

— Галка?.. — выдыхает на звуке, и тут я вижу, как гусыня силится поднять голову. На слоге «ка» влетаю головой в его широченную грудь. От удара он всхрапывает, валится, я за лапы выдёргиваю тёплое тело из конуса и выбегаю из птичника.

Трудно нести. Давай-ка сама.

Лада бежит за мной, прижав крылья, расправив крылья, быстрее, быстрее, толчок, и…

…

Они встретятся на рассвете и поднимутся на крыло.

[1]

Плохо, все чертовски плохо, повторяла Алиса, безучастно провожая взглядом очередной полустанок. Как будто, если сто раз назвать плохое плохим, станет лучше. Не стало. В жизни Алисы случилось концентрированное «плохо»: историю с Егором замять не удалось. Их глупая выходка стоила Алисы работы и Москвы.

Неделю назад в интернете появилось пикантное видео, в котором Алиса, тогда ещё сотрудник известной нефтяной компании, и Егор Пухов, ни много ни мало, заместитель министра, будучи выпимши, любили друг друга неистово и очевидно. Плохо, что в банкетном зале ресторана. Плохо, что у Егора скоро выборы. Плохо, что Егор женат. Совсем плохо, что не на Алисе. Да и вообще плохо оказаться неглиже перед миллионной толпой. Стараниями известного борца с коррупцией Присыпкина ролик за сутки набрал миллион просмотров. Алису выперли с работы в следующие двадцать четыре часа. Спустя ещё тридцать шесть часов Егор опубликовал видеообращение, в котором произошедшее назвал провокацией. Факт своего подпития не отрицал — ну с кем не бывает? Бывает хоть с кем, расхлебывать пришлось Алисе.

Ей, моментально безработной, неплохой, в сущности, бабе, досталось от знакомых и незнакомых. Журналисты Лайфньюз ловили её у подъезда, жена Егора в соцсетях разместила Алисино фото с призывом четвертовать продажную девку, готовую подвести под монастырь кристально честного человека. Егора — под монастырь. Да любой монастырь, костел, синагога или мечеть сгорят от стыда, стоит Пухову переступить порог.

Алису с нехорошим чиновником связывала иссушающая история — обычная как сама жизнь, и как сама жизнь сложная. Алиса встретила Пухова сразу, как перебралась из провинциального Барабинска в Москву, прожорливую и чужую. Алисе было двадцать три, Пухову — сорок. Она непуганая аспирантка, он тертый бюрократ. Она хотела есть и жить, он хотел стать богом задешево. Ну и стал. Для отдельно взятой девичьей души. Какая-никакая квартирка на Алексеевской, какая-никакая машинка, какой-никакой мужик. Алису тяготил факт пуховской женатости и отцовскости — тогда детей у Егора было двое, потом стало трое. Четверо. Алиса ждала Пухова вечерами, а Пухов ждал прибавления. Третьего. Четвертого. Признаем, Егор Владимирович Пухов, заместитель министра, Алисе ничего «такого» не обещал. А что обещал, то исполнял: квартирку какую-никакую на Алексеевской. Машинку. Ничего такого.