Суздаль. Это моя земля - страница 38

«Какая же она… какая… — всхлипываю я, — полгода отработала секретаршей у шефа, и зарплата больше моей, а я шестой год пашу как проклятая по вечерам и выходным, в отпуск не хожу, у меня праздники новогодние в последний раз в студенчестве были, ну как же так… за что меня так!» Она успокаивает меня, гладит по голове, как ребёнка, говорит, что её на кастингах в Москве тоже обходят, не утверждают, даже когда утверждают, могут в последний момент отозвать вызов на съёмки, сказать — у режиссёра есть муза, она согласилась в последний момент, ты же всё понимаешь. Сегодня ты, завтра — она, потом наоборот. «Наоборот никогда не происходит, — говорю я, — никогда не произойдёт, пока ты будешь терпеть».

«Я всегда хотела завести собаку, — говорит она, — но мама была против, потом театральное общежитие, Даниила уговаривала хотя бы на хомяка, он был не согласен». «Давай заведём собаку, — говорю я, — в конце концов, ребёнку нужно о ком-то научиться заботиться и брать ответственность. У меня подруга разводит, завтра позвоню ей».

И она выходит гулять с собакой и Данькой, они идут с ледянкой на горку на Ильинский луг в субботу утром и чуть не сталкиваются с Даниилом. Он идёт от машины, поскальзываясь на льду тротуара, окликает её со спины, вполоборота, называет моим именем: «Марина, ты что, собаку завела?». Она даже не удивляется.

[1]

Лёгкий весенний ветер принёс в Первопрестольную не только тепло, но и надежду. Андрей Михайлович, несмотря на свой давно не романтический возраст, любил весну изо всех богатырских сил. Когда столица приобретала яркий флуоресцентный окрас, его вера в человечество кратно усиливалась. Именно поэтому все важные решения по инвестиционным проектам он оставлял на это время. Многие за глаза считали его человеком странноватым, кто-то даже говорил «чудик», но в его вокабуляре слова «чудо» и «чуйка» были однокоренными.

Только что пришли отчёты о первых результатах работы завода по переработке твердых отходов. Каждая цифра вводила Андрея Михайловича в экстаз. Год назад он сделал кадровое назначение, о котором не пожалел ни дня, хотя все его советники крутили у виска. Поступали даже тревожные сигналы из Аппарата Президента, но он был непоколебим. Весна диктовала свои правила, а он играл по этим правилам слишком давно и долго, чтобы ошибиться.

Сегодня на повестке дня стоял проект совершенно другого свойства. Несколько лет назад на одном из приёмов Андрею Михайловичу была представлена так называемая «молодая творческая интеллигенция». В результате он стал главным инвестором фильма с рабочим названием «На стыке времён». По задумке продюсера и режиссёра эта историческая картина должна не только потрясти бокс-офис, но и заокеанских академиков. Один год и двадцать пять миллионов рублей спустя трясло только Андрея Михайловича. Подходило время очередного транша, а вся затея с фильмом превращалась в натуральное шапито: на столе лежит семьдесят второй вариант сценария, последний исполнительный продюсер продержался два месяца, бюджет вышел из берегов, а режиссёр с продюсером никак не могут договориться, где же им лучше снимать Русь 16 века — в Праге или в Будапеште. И несмотря на то, что в этом балагане есть и государственные деньги, спросят всё равно с него.

Андрей Михайлович открыл окно и, вспоминая уроки медитации, на которые записала его очередная подруга сердца, сфокусировался на вопросе «Что делать». Налаженные контакты с весной сразу дали о себе знать. Буквально через минуту громко прокричала сигнализация его автомобиля, на крышу которого упал килограмм птичьего помета, образовавший в своей предсмертной конвульсии букву «П».

— Символично, — спокойно сказал Андрей Михайлович. — Мариночка, соедините меня с Панковой.

[2]

Стефания Федоровна, а для близких — то есть для мамы — Стефа, была наслышана про дивный мир творческих людей и понимала, что будет непросто. Но она не из пугливых — за плечами годы руководства разного рода проектами. Возведение частного аэропорта в кратчайшие сроки, ввод в эксплуатацию завода по производству удобрений, а тут какое-то кино.