Сватовство - страница 19

Фаина Борисовна торопливо оделась, вышла во двор.

На крыльце стоял Степахин бидончик. Сами старухи сидели под окном на завалинке.

Фаина Борисовна поздоровалась с ними и, не в силах удержать в себе недоумение, спросила:

— Федосья Тихоновна, вы же мне говорили «куриця»…

— Чего? — не поняла хозяйка.

— Вы же мне «куриця» сказали, «водиця», «дровця», а сейчас говорите «курича»… Куриця или курича все-таки?

— Ой ты господи, — поняла наконец Фаину Борисовну Федосья Тихоновна. — Меня вот хоть горшком называй, только в печь не ставь.

— Федосья Тихоновна, это же для науки нужно.

Федосья Тихоновна пристыженно шмыгнула носом:

— Ну дак, мы ведь и знаем, что это для науки. Зачем мы будем неладно-то говорить, позорить себя. Это уж мы между собой как попало бухаем. А для книг надо правильно.

Фаина Борисовна ослабела ногами и чуть не опустилась на дымившуюся от подсыхающей росы траву.

— Федосья Тихоновна, что вы наделали! — ужаснулась она. — Мы же теперь в полном неведении, что истинное, а что ложное.

Степаха остановила ее взмахом руки:

— Будет скуку-то распускать! Курича или куриця — не все ли равно?

— Нет, не все равно, — чуть не заплакала Фаина Борисовна. — Для науки самое важное — точность.

Степаха пожала плечами.

— Дак мы ведь когда скажем так, когда эдак, — оправдала она Федосью Тихоновну. — Это раньше все говорили «курича». А теперь и мы за молодыми тянемся: один-то на один еще когда и чавкнем, а так только правильно говорим. Не то ведь Мишке нашему на язык попадись — и проходу не даст, так и будет, не переставая, дразниться: «Курича, овча, рукавича».

У Фаины Борисовны, кажется, родилась спасительная идея:

— А что? Михаил поправляет вас? — затаив дыхание, спросила она, а сама уже готовила новый, более важный вопрос:

— Ой, подь ты к ляду с таким учителем, — засмеявшись, сморщила и без того сморщенное лицо Степаха. — Этого учителя в детстве мало учили, чтобы над стариками не изгалялся.

Но Тишиха заступилась за Мишку:

— Да чего ты, Степанида, на парня несешь? Мы с тобой бестолковые, нас и надо учить…

— Не учить, а в могилу класть.

Но Тишиха замахала на Степаху руками:

— Прикуси язык-от. С сыном живешь, со снохой, внук вон хороший какой, а ты о могиле… Я одна мыкаюсь, да и то молчу.

— А не все равно — одна, не одна? Мы уж — в нашем-то возрасте — все теперь под низом у жизни. Это им теперь высоко летать, — кивнула Степаха на Фаину Борисовну.

Разговор уходил явно в сторону, и Фаина Борисовна снова спросила:

— Ну а Михаил… — Она замялась, сознавая, что вопрос ее странный, и не зная, как выразить его и понятно для старух, и деликатно, без обидного оттенка высокомерности. — Ну а он знает… как раньше данное слово произносилось, как вы его в былые годы употребляли?

Она ушла-таки от определения «неправильное произношение», которое вертелось на языке и, торжествуя, внутренне похвалила себя за это.

— Мишка-то? — удивилась Степаха. — Да он же здесь вырос! Конечно, знает. — И хитровато подмигнула Фаине Борисовне: — Его-то не проведе-е-ешь…

Фаина Борисовна молча проглотила укор. Главное она выяснила: Михаил может откорректировать их записи. Надо будет поговорить с Ларисой, чтобы она попросила Михаила об этом. Фаина Борисовна была приметлива и не сомневалась, что Ларисе он не откажет.

— Слушай-ко, — вывела Фаину Борисовну из состояния задумчивости Тишиха. — Вы бы ребят-то поспрашивали… Они ведь разговаривают лучше нас… Я-то вот дальше своей печки никуда не бывала, и грамотешка-то у меня какая: полкласса и два коридора… А ребята-то десятилетку кончали — ой, люто много знают…

— Да, да, поспрашиваем, — кивала им Фаина Борисовна. Настроение у нее выправлялось.

В избе у Тишихи опустело: девки разбрелись по своим делам — Фаина Борисовна ушла записывать хуторскую Огрёшу, Лариса с Надей, кажись, убежали к Степахе. Без них стало в доме совсем тоскливо — вот ведь как к людям-то привыкаешь. Пока никого на постое не было, так хватало и кошки: с ней поговорила, послушала, как мурлыкает, посмотрела, как беснуется у нитки с бумажкой, поулыбалась — и спать легла. А теперь за неделю сжилась с девками — не знаешь, как и вечера дождаться без них. Как одной-то — уедут — быть?