Сверхновая американская фантастика, 1995 № 02 - страница 26

[Сам по себе этот отрывок достаточно необычен. С какой стати он считает, что «полиция» непременно отберет власть у землян? Остин действительно обсуждал с ними такую возможность? И наконец, кто решил, что Остину и его друзьям под силу остановить кризис, вызванный Гвамбе?]

«При мысли о новом «правительстве Земли» я почувствовал себя счастливым. Ибо со времен XVIII века, когда было провозглашено, что «Бог умер», человек всегда ощущал себя одиноким в пустой Вселенной, когда бесполезно взирать на небеса в поисках чьей-то помощи. Человек — словно дитя, однажды проснувшееся и узнавшее, что отец умер и что ему предстоит стать хозяином дома. Это чувство безотцовщины, безусловно, одна из сильнейших психологических травм, выпадающая на долю человека. Или еще одна аналогия. В школьные годы наше прилежание немедленно вознаграждалось подарками в конце учебной четверти, похвалой классного руководителя, благосклонностью старших наставников. Потом ты выходишь из школы, и «над тобой» нет больше никого — ты теперь сам по себе. (Помнится, я даже пытался пойти сразу после школы в армию, лишь бы снова ощутить себя «частью коллектива».) И тут наваливается странное чувство пустоты, бессмысленности всего, что ты делаешь. Безусловно, именно это ощущение лежит в основе «морального банкротства» двадцатого века.

Теперь все это позади. На свете существуют силы более могущественные, чем человек, — силы, на которые мы можем взирать снизу вверх, чтобы брать с них пример. Жизнь снова наполнится смыслом — пустоты больше не будет… Род человеческий вернется обратно в школу. А почему и нет, если мы и без того состоим в основном из школяров?

Райх со мной не согласился:

— А ты уверен, что все это не является нашей работой?

— Нет, лучше учиться, чем учить, — ответил я.

В этот момент вмешался Остин:

— Я согласен с Райхом. Для людей нет ничего опасней веры в то, что все проблемы решат за них сверхлюди.

Мне кажется, именно по этой причине Остин отказался от помощи «космической полиции». И я уверен, что это также объясняет, почему он решил, что наступило время, когда ему самому следовало исчезнуть — исчезнуть так, чтобы человечество никогда не могло удостовериться в его смерти.

И поскольку мы наверняка больше не получим на этот счет никаких доказательств, мы должны продолжать начатое Остином, чтобы сознание не замыкалось в уютной самоуспокоенности.

Летнее увлечение змеями в 1991 году заставило писателя Дина Уитлока, нередко печатающегося в F&SF, внимательнее вчитаться в мифы, сложенные вокруг этих воздушных созданий человеческого стремления в небо. Несомненно, страна, где о змеях сложено больше всего сказаний, — это Китай. Читаем у поэта IX века Хань Юя:

Это история Хуана По, поэта, который изобретал воздушных змеев, и Ли Женг, колдуньи, которая умерла, потому что эти змеи были прекрасны. В ней также рассказывается о полководце Лю Хейне, который постиг, что война и красота никогда не смогут ужиться под одной крышей.

Но начнем с начала. Хуан По не задавался целью изобрести воздушных змеев. Он стремился молиться. Но боги никогда не отвечали на его молитвы, и он принялся искать возможность обратить на себя их внимание.

Хуан был добрым человеком. Он был приземист, проворен и достаточно силен для своего телосложения, ибо воспитывался в семье крестьянина. Но однажды в городе Пи Лао, где жил Хуан, появился монах в простом желтом одеянии и проповедовал на улицах, и основал школу. Не прошло и года, как Хуан сам стал монахом. Он научился читать и писать. И проповедовать.

Он ходил по улицам и беседовал с людьми, как делал его учитель, но, к своему стыду, Хуан обнаружил, что застенчив. Он мог проповедовать истово и часами, стоя в одиночестве в тихом уголке площади, что перед особняком градоначальника, но когда вокруг него начинали собираться люди, остановившиеся послушать, пусть хоть один только ребенок задерживался возле него, у Хуана пересыхало в горле и язык немел, становясь никчемным, как у мертвой вороны.