Сверхновая американская фантастика, 1995 № 05-06 - страница 19

Они отпустили меня на один вечер в школу, перед тем как привести приговор в исполнение. Я оставался в своей старой комнате, пока охранник дежурил за дверью, и разговаривал с несколькими посетителями. Что они могли мне сказать? Кончилось тем, что это я утешал их и вел беседу. Я не возражал — пускай, если им так будет легче. Кто-то же должен взять это на себя.

Но мне пришлось нелегко, когда под конец вечера ко мне зашел папа. Маме было слишком тяжело видеть меня, я думаю. Папа специально для нее сфотографировал меня. Мы немного поболтали о новом доме, который они строили, и о том, что мой брат хорошо успевает в морском торговом училище. Потом накатило чувство ожидания, когда понимаешь, что твой собеседник от тебя чего-то хочет, и ты чувствуешь это, но не знаешь, чего именно. Я-то хотел, чтобы он хотя бы поблагодарил меня за то, что я был хорошим сыном и старался отработать свой контракт. Однако он не сказал ничего подобного. А когда наконец решился, то сказал, что я не должен бояться, когда наступит конец.

— Ты хочешь сказать, когда я умру?

— Когда ты поймешь, что все кончится.

— Это примерно одно и то же, — ответил я.

— Не думай об этом сейчас. Просто помни — ты должен быть храбрым. Когда настанет время.

«А он-то сам сможет вести себя храбро?» — подумал я.

— Сынок, — сказал он.

— Да, пап.

— Помнишь тот день, когда я привел тебя сюда? Я дал тебе кое-что. Маленький ножичек. Помнишь?

— Да, папа, я помню.

— Он все еще у тебя?

Я поглядел на него.

— Они хотят, чтобы я его у тебя забрал.

— О, Господи, пап!

— Даже если бы не они, я все равно попросил бы его. Он бы для меня много значил.

— И в самом деле, папа?

— Да.

Так что я отдал ему ножик. Папа был таким жалким, что я даже не мог на него всерьез сердиться.

Они закатили мне отличный обед. Всякая домашняя еда вроде омаров и целой тарелки редиски. Я съел, сколько смог. Я хотел продержаться там, на Скале, как можно дольше. Возможно, они ведут записи о том, кто сколько там протянул. Чтобы там ни было, я хотел попытаться побить их рекорды. К обеду было пиво, а на десерт — немного бренди, и под конец меня начало клонить в сон. Я лег на кровать и закрыл глаза рукой. Спустя какое-то время я услышал, что дверь отворилась. Я поднял взгляд. Это был один из них; на фоне дверного проема он казался огромным. Я сел и увидел, что кто-то уже унес посуду.

— Ох, да убирайтесь же вы отсюда, ладно? — сказал я. Потом я понял, что это Управляющий. Он держал мою сбрую. И не двигался. Просто смотрел на меня, пытаясь понять, как я себя чувствую. Когда я потянулся за сбруей, он отдал ее мне, и я надел ее. Она потеряла упругость, но, когда я подключил питание, начала прогреваться, и иглы тесно прижались к основанию шеи.

— Ну как ты? — спросил он.

— О, просто прекрасно. Лучше не бывает.

Думаю, он знал, что такое сарказм, потому что ничего не ответил. Наконец, я спросил его, что он тут делает.

— Я пришел принести тебе твою сбрую. Ты должен быть в ней завтра.

— Это еще зачем?

— Ты же поводырь, — сказал он. Он все смотрел на меня, и внезапно я почувствовал себя паршиво. Он всегда пытался помочь Генри, и я знал, что Генри к нему привязан.

— Мне жаль, что так все получилось, — сказал я.

— Тебе не за что извиняться.

— Вы — единственный, кто так думает.

— Нет, не единственный, — сказал Управляющий.

— Никто в этом не признался.

— У нас так не принято.

— Да. Наверное.

Он повернулся, собираясь уйти.

— Погодите. Могу я спросить вас кое о чем?

Тогда он оглянулся. Его глаза блестели, точно черное стекло.

— Как вы думаете, что происходит? Когда умираешь?

— Зачем спрашивать меня? А ты сам что думаешь?

— Не знаю. Меняешься. Но я думаю, остаешься где-то поблизости, в другом обличьи.

— Ты думаешь, у нас это по-другому?

— Нет. Не думаю.

— Мы верим, что ты можешь остаться. И видеть и действовать через других. Если ты хочешь этого и если ты достаточно силен.

— Генри был сильным, не правда ли?

— Надень завтра сбрую, — сказал он.

Они действительно высадили меня на Скале. Это такой гладкий базальтовый купол в центре большой вулканической воронки. Он очень высокий и отполирован ветром до блеска. Держаться там не за что. Все дно воронки усеяно оболочками тех, кто был тут до меня. Если вы — один из них, вам просто подрезают крылья и оставляют тут, в одиночестве, которое вместе с унижением расправляется с вами. И вы сдаетесь, а ветер сталкивает вас вниз. Все дно воронки усыпано телами мертвых преступников.