Сверхновая американская фантастика, 1996 № 10-11 - страница 12

Рик не имел понятия, насколько прочен его череп и сколько силы он сможет вложить в удар лбом, однако понимал, что если экран не разобьется, у него будет жутко болеть голова. Он выругал несравненную упругость современных материалов и поразительную изобретательность современных техников. Рик изучил расположенную под экраном клавиатуру, пытаясь определить, нет ли где-нибудь слабого места. Он попробовал засунуть ногти во все щели и углубления, но руки у него были слишком хорошо ухоженные, чтобы это оказало хоть какое-нибудь действие. Он понажимал на клавиши, не слишком сильно, просто на тот случай, если они поддадутся на повышенное давление, но ничего не произошло.

Рик смирился с тем, что ему придется еще раз ударять по экрану. Он мысленно бросил жребий между головой и рукой. Победила рука.

Он переместился на край ступеньки, отодвинув Стивена ближе к стене. Снова собрался с силами, настроился психологически. Затем, словно завороженный, оглянулся на поднимающуюся пелену грязи, которая теперь была ниже него всего на одну ступеньку. Рик решил, что если не разобьет экран в этот раз, то возьмет Стивена на руки и поднимет его как можно выше, оберегая от опасности.

Затем он повернулся к экрану и вперился в него так, словно это было нечто совершенно омерзительное, что требовалось уничтожить. Ему казалось, что вся его нервная система вопит, резонируя той жуткой ноте, воспроизвести которую способен один только Стивен, и которую во всем мире оценить должным образом мог только он.

Он обрушил на экран свой левый кулак, вложив в удар всю до последней крупицы силу, громко взвыв от ярости.

Экран разбился, взорвавшись сотней осколков, частью впившихся Раку в лицо. Лишь несколько угодило в Стивена, не причинив ему, однако, никакого вреда.

Странно — по крайней мере, так показалось — успешный удар причинил руке Рика далеко не такую сильную боль, как безрезультатный, но осколки действительно поранили его в десятке мест, и повсюду выступила кровь. Самый большой треугольный осколок остался торчать в корпусе, но Рик без труда вытащил его. Затем он набросился на то, что находилось за экраном. Теперь ему открылись голые провода и печатные платы — множество сложных и уязвимых устройств. Рик резал, рвал, царапал с веселой одержимостью… но ничего не происходило. Электроника была отключена и не подавала признаков жизни.

Рик с тревогой поймал себя на том, что дрожит. Стремительно нагнувшись вниз, он подхватил Стивена, едва успев до того, как грязная вода коснулась малыша. Затем Рик огляделся, полный отчаяния. Все тонкие корни уже скрылись под водой, но над поверхностью еще оставалось много обнаженного дерева — дерева, которое можно царапать и резать. Но где он должен резать? Где должен царапать?

Рик почувствовал, что больше не может думать, не может рассуждать.

Стивен не переставал кричать, его крохотная рука схватила Рика за ухо. Теперь его плач, похоже, был действительно полон отчаяния, словно младенец каким-то образом почувствовал, что дело приняло по-настоящему плохой оборот, и его беспокойство подпитывало тревогу Рика, удваивая ее.

Рик поднял треугольный осколок высоко над головой, острым углом вверх, и стал отчаянно искать цель. Забыв про осторожность, он прыгнул в зловонную жижу. Его ноги нащупали пол, но он оказался по грудь в воде. Держа Стивена на плече. Рик ударил осколком по сплетению корней чуть выше непрерывно поднимающегося уровня воды.

Зазубренный край оставил царапину, но порез получился неглубокий. Рик заводил осколком взад-вперед как можно быстрее, стараясь углубить пропил. Стивен вопил ему в самое ухо, и звук этот был настолько угрожающе громким и истошным, что наполнил голову Рика, заставив зарыдать от бессилия.

Целых три минуты Рик рубил, пилил и извергал проклятия, прежде чем осознал, что вода не поглотила то место, которое он атаковал, и вообще не поднимается выше.

Поток прекратился, уровень воды стабилизировался.

Рик поразился волне облегчения, захлестнувшей его — внезапному осознанию того, что они, возможно, и не погибнут. Он не представлял, насколько уверовал в то, что обречен.