Свет мой - страница 2
— Сказывают, Ирина Климовна лечила его…
— Бугая?! Отчего лечить-то? От сала лишнего?
— От этого… от им… им… по-научному не выговоришь… им…
— Да кому им-то?!
— Тьфу! Непонятливые какие… Потерял, значит, наш ветеринар… эту… как ее… энергию эту самую… как с бабой спать. Смеются еще. Не знаете, что ли? В школе, поди, все проходили. Беда с вами, девки: и телевизор смотрите, и газеты читаете, и все, как в лесу, молитесь на росу. Никакой в вас сексуальной грамотности нет…
— Ча-а-во-о?!
— Неужто, вылечился?
— А ты б, Кать, бугая-то проверила бы…
— Бугаиха проверит. Сама кого хочь грудями забодает.
— Климовна, говорят, с сыночком едет?
— Ни черта твоя Грачиха не разберется. Прошлым летом профессор приезжал. Буркин-Туркин. Знаменитый, говорят… с двумя фамилиями по свету ходит. Вот какой! Заслуженный-обслуженный…
Сидели бабы на бревнышке, что лежало на взбугорочке зеленом, болтали… Благо, день воскресный. И сороки неподалеку, на прясле березовом, крутились, стрекотали негромко, тоже судили-пересуживали между собой услышанное…
Николай Андреевич Новиков (сын Андрюши), высокий сухопарый старик, не слышал разговора на бревнышке, хотя — ворота распахни — и увидишь посиделку… У Николая Андреевича своя забота немалая — тут поленницу сложить приглядно, там, у гаража, побелить — подновить…
Баба Клава, его жена, невысокая полноватая старушка, хлопотала на кухне.
— Мам! — кричит через комнату на кухне Нина Николаевна. — Мам! Тесто посмотри! Взялось ли?
Баба Клава подходит к русской печи, встает на приступку, стаскивает с квашни одеяльце. «Ахти!» — восклицает она. Тесто мягкое, пышное, раздобревшее от хорошей опары и тепла, норовит через край квашни лезть. «Охолонь!» — шлепает по тесту ладошкой баба Клава. Не сильно, ласково, как, наверное, когда-то шлепала не зло под мягкое место своих детей. «Охолонь!» — и привычным голосом ворчит: «Посиди тут-ко ишо. Успешь белы косы распустить, пельмешек нарожать…»
— Мам! — снова сквозь фырканье холодильника и шум пылесоса прорезывается тонкий голос дочери. — Мам! Поспело?
— Как на Пасху! — громко отвечает баба Клава.
— Мам! — никак не угомонится Нина Николаевна. — Опару на борщ заквасила?
— Заквасила, заквасила, — добродушно сердится баба Клава, — до вечеру далеко — успеется…
Все при деле. Кот Наполеон и тот будто у зеркала сидит: намывает лапкой лучистую мордочку. Один он, Андрюша, лоботрясит. А лбом сколь ни тряси — все равно скучно, и в голове от этого комариный звон.
Ткнулся Андрюша к бабе Клаве: та сунула ему ватрушку, погладила по голове и отправила к Николаю во двор: мужикам, мол, неча делать тут, в бабьем закутке. Николай же дал ему метлу, а какая это работа — двор мести?! Вокруг ни соринки, ни золотинки. Пыль гонять из угла в угол?
Пошел Андрюша к Нине: там в комнате у нее зверь какой-то урчал. Посмотрел в приоткрытую дверь: на колесиках бегает голубая кастрюля с длинной черной шеей. Похожа на индюка. Сердитая и важная…
Вернулся Андрюша во двор, сел на крылечко и стал думать: хорошо бы этого железного индюка во двор выпустить — он бы мигом всю пыль подлизал… Обидно Андрюше: никто с ним сегодня не разговаривает… А главное — он никак не поймет — отчего в доме суета? Все как муравьи, туда-сюда бегают.
Стал Андрюша от скуки смотреть на небо… Облака походили на животных: лошадей, коров, овечек… Люди-великаны стояли неподвижно… У одного — нос картошкой, а губы толстые и малиновые, видно, пасся на земляничной полянке, теперь к реке поплыл — воды испить…
По-над лесом шла совсем черная-пречерная туча. Увидел ее Андрюша и привстал с крыльца: услышал, будто в ней, что в пустой бочке, камни кто перекатывает. Ощутил, как у него обмокли отчего-то ладони, лоб запотел, голову сдавило. А когда увидел, как из этой черной тучи на землю прыгают огненные змеи — страшно стало.
— Николай! — закричал Андрюша и показал на тучу.
Николай Андреевич бросил кисть в ведро, посмотрел на Андрюшу, потом в сторону леса.
— Стороной пронесет, — спокойно сказал он и потеребил один ус, рыжий от табака. — Ого! — в глазах восхищение. — Вот лупит! «Катюша» да и только… по всему фронту враз… — Николай Андреевич подошел к Андрюше, присел рядом, обнял за плечи.