Свет утренней звезды - страница 17

— Пошла вон, — грубо отталкиваю от себя ничего не понимающую девушку.

— Что я сделала не так, повелитель? — она падает на колени, обнимая мои ноги, и от этого становится еще хуже.

— Убирайся, — практически рычу я. — Я устал.

Она исчезает так же тихо и незаметно, как и появилась — за столько лун гетеры привыкли подчиняться моим приказам беспрекословно, но я ни разу за все эти айроны не был с ними так груб. Что происходит? Почему почудившийся мне призрак продолжает преследовать меня, внося в мою жизнь смятение и раздрай? Почему не могу забыть сияния голубых, словно звезды, глаз… их свет такой чистый, как хрустальная вода в озерах и родниках моей родины. Ее образ пробуждает во мне что-то, давно утерянное, и я силюсь вспомнить что, и не могу… Кто она? Зачем явилась мне? Было ли это знаком? И была ли она вообще? Мое ли это безумие или злая насмешка Эглы?

Я закрываю веки, и впервые за такое долгое время мне снится сон: яркий, живой красочный. Призрак предстает предо мной так явственно и живо, что я могу рассмотреть удивление и испуг, пляшущий в ее широко раскрытых глазах, глубоких, манящих, искрящихся. Я вижу лучи света, осыпавшиеся на ее волосы золотой пыльцой и полураскрытые губы, сочные, влажные, сладкие… Хочу дотронуться… и она исчезает, растворяясь в воздухе, как утренний туман, умывая мою опустошенную душу своим умиротворяющим теплом…

Лучи синего солнца Нарии сапфировыми лужицами ложатся в мои раскрытые ладошки и я с нежностью впитываю их тепло всем своим естеством, стараясь вобрать в себя и сохранить внутри красочными картинками. Еще две луны, и о своей свободной жизни я буду только вспоминать, выуживая из хранилища памяти сияющие кристаллы минут, часов, айронов. Разноцветная птичка села на подоконник, развернув хохлатую голову на тонкой шейке, громко чирикнула, уставившись на меня своими глазками-бусинками.

— Иди ко мне, — протягиваю руку навстречу пернатому чуду, и она, радостно встряхнув перышками, прыгает мне на раскрытую ладошку, вцепившись тонкими лапками в пальцы. — На, ешь, — сыплю в ладонь хлебные крошки, и пичуга жадно клюет их, изредка поглядывая в мою сторону. Люблю кормить птиц, люблю следить за их свободным полетом, безусловной возможностью оторваться от земли, расправить крылья и парить высоко-высоко, не глядя на тех, чей удел всегда оставаться внизу. Я бы хотела родиться птицей, подняться ввысь, отдаваясь в руки неба, почувствовать себя свободной от запретов и условностей выдуманного людьми мира, не зависеть от глупых правил, а просто жить. Позволит ли мне будущий супруг, хоть иногда, так же беззаботно кормить пернатых друзей, бегать по лесу, и не думать ни о чем, подставляя свое лицо солнечному свету?

— Эя, ты долго будешь копаться? Мы опоздаем к началу праздника, — в комнату влетела Мирэ, гневно пыхтя, как росомаха, проснувшаяся от спячки. Пичуга, испугавшись ее громкого голоса, вспорхнула с моей руки и вылетела в раскрытое окно.

— Ты напугала птицу, — обиженно вздыхаю я.

— Эя, ты через две луны станешь женой правителя Арзарии и хозяйкой огромного мира, и вместо того, чтобы думать о муже, ты как малое дитя возишься с крылатыми.

— В том то и дело, что у меня больше не будет такой возможности, а ты лишила меня и этой.

Мирэ укоризненно качает головой, всем своим видом демонстрируя мою некомпетентность и безграмотность в вопросах предстоящей супружеской жизни. — Какая же ты, Эя, глупенькая еще. Ничего, надеюсь, Тайрон найдет для тебя более интересное занятие, чем носиться по лесу сломя голову, как сарна, или без толку сидеть на окне, разглядывая звезды в небе. Думаю, со временем, тебе даже понравится, — хихикает она, неприлично подмигивая мне, и я чувствую, как лицо заливается краской стыда.

Теперь я знаю о том, что происходит между супругами в брачную ночь, но отчего-то так и не могу представить Тая в одной постели рядом с собой, и его руки, жадно ползающие по моему телу.

— Ты специально злишь меня? — интересуюсь у сестры, уткнувшейся носом в зеркало, смешно выпячивающей губы, словно пытается поцеловать потустороннего духа.