Я подхватила Верочку – и обернулась на детские крики: лопоухий мальчишка драл Наденьку за локон.
– А у нас есть орешки! Возьмите, угоститесь! – я вытащила горсть из мешочка на поясе.
Не задобрила. Наденькина кукла полетела белыми кудрями в песок.
Константин отволок проказника за кружевной воротник:
– Это наш брат Серёжа, тот ещё сорванец.
Гувернёр-англичанин бежал с веткой крапивы. Серёжа с ехидными глазами наступил присевшей Наденьке на платье – и шмыгнул в смородину. «В хлебе не без ухвостья», подумалось мне, прости Господи.
Однако, будучи в настроении, двенадцатилетний Серёжа любил рисовать. В тот благословенный день я первый раз увидела его рисунок. Это был портрет.
Мы вернулись с девочками с прогулки. Моё веснушчатое лицо так обгорело на солнце, что стыдно было в люди показываться. В классной комнате Серёжа за столом штриховал тени.
– Можно ли посмотреть?
Он подвинул мне бумажный лист.
– О, да вы чудесно рисуете! А чей это портрет?
– Брата – Николая.
Серёжины запачканные пальцы крутили итальянский карандаш. Этот проказник ещё и рисовал с даром иконописца?
Я думала, по портрету, что у старшего брата тёмные кудри. А они оказались русыми. Но карандаш Серёжи не обманул: большие глаза Николая под надломленными дугами ореховых бровей смотрели, как с иконы.
Текст предоставлен ООО "Литрес".