Свет в окошке - страница 12

– Вот оно как…

– А ты думал! Война меж мертвецами – последнее дело, а из-за живых дел, так и вовсе глупо. Люди они разные, и правды здесь скрывать не принято, всё равно, кто захочет, тот всё узнает. Но и презирать людей за то, как они жили, тоже не принято. Вот я, скажем, сыщик. Так я и на том свете сыщицким ремеслом кормился. В ОГПУ работал, на хорошем счету был. Вот только расстреляли меня в тридцать шестом. Как Ежов Ягоду скинул, так меня и расстреляли. И за что, спрашивается? Служил верой-правдой и впредь служить был готов… Добро бы ещё узнали, что я и до семнадцатого в сыскном работал, так нет ведь, просто так в расход пустили, от излишнего рвения.

Илья Ильич молчал, пристально разглядывая собеседника, у которого оказалась такая богатая биография.

– И вот, скажем, повстречаю я тут своего следователя – и что? А ничо, привет, скажу, Антошка! Как ты, своим ходом сюда, с тёплой постельки или тоже добрые люди помогли? А больше ничего не скажу, потому как теперь мы с ним на равных, оба окочурились.

– Да-а… – наконец вымолвил Илья Ильич. – Занятно.

– А ты ничего мужик, – вдруг произнёс Афанасий. – Это же я тебя проверял, как ты мои уроки понял. Вот дал бы ты мне сейчас в хрюкальце или в глаза плюнул, так сразу бы почувствовал, что не надо было этого делать. А я бы заработал на тебе побольше, чем честным трудом. У нас судей нет, расчёты сами собой ведутся. За мордобой полагается три десятка мнемонов штрафа, половина – битому, половина – в казну. Хрястнул по зубам, сразу твоя мошна полегчала, а моя наполнилась. А зубы новые вырастут, народ здеся здоровый, болеть незачем.

– Так ты придумал про службу в органах или правду сказал?

Афанасий раздвинул волосы, так что стали видны пролысинка и корявый шрам чуть повыше виска.

– Видишь? Это от пули след, после контрольного выстрела. Специально оставил, скептикам показывать вроде тебя. Конечно, я не в расстрельной команде служил, а был филёром, или, по-нынешнему, топтунком, хотя служба есть служба и случается на ней всякое. Так-то. Я врать не люблю. Правда всегда ядрёней, у неё привкус такой, что не спутаешь. Ты готовься, тебе всякой правды узнать предстоит, так моя ещё шуточкой покажется. Да ты не дёргайся, я ничего личного в виду не имею. Я вообще о людях говорю. Ну вот, скис… а ведь поначалу молодцом держался. Ладно, хватит о плохом, давай лучше выпьем.

Афанасий, словно фокусник, выдёргивающий из шляпы кролика, вытащил откуда-то трёхлитровую бутыль мутновато-зелёного стекла. Бутыль была заткнута корковой пробкой и залита сургучом. Афанасий привычным движением крутанул бутылку, глядя на просвет, как вихрятся по кругу мелкие пузырьки.

– Монополька, – сказал он ласково. – Такой у вас, считай, уже сто лет не делают.

– Куда столько?.. – тихо ужаснулся Илья Ильич.

– Пить, куда ж ещё, чудак-человек? А что много, так сам посуди: мерзавчик три лямишки стоит, и четверть – тоже три лямишки. Это же дешёвка! Вот я и беру, чтобы с запасом. Которые молодые, те так не умеют, для них поллитру создать – предел мечтаний. А мне – запросто.

– Спивается народ при таких ценах?

– Не, кто мог спиться, тот ещё при жизни спился. А нам зачем? Хочешь, я её под куст вылью? А если не хочешь, то давай по маленькой, для пищеварения и взаимопонимания…

Квакер осуждающе смотрел голодными глазами.

К вечеру само собой случилось, что за совместный ужин и комнаты заплатил Илья Ильич.

– Ты гля, земеля… – заплетающимся языком твердил Афанасий, – у нас тут всё как у людей, вечер бывает, а завтра утречко настанет, во как! А в нихиле ничего этого нет, не надейся… Там всегда не то вечер, не то затмение. Плохо в нихиле было, да? А я тебя оттуда вытащил. Работа у меня такая, сыскать человека, на путь наставить, уму-разуму научить. Отловили бы тебя бригадники – как липку ободрали бы. У них налоги знаешь какие? Ты же богатый, а в здешней жизни ни хренища не смыслишь. Коммунальные сборы – не плати. Усёк? Нет у них никакого коммунального хозяйства, всякая срань сама по себе в нихиль уходит. У них под городом тоже нихиль, просто фундаменты попрочнее. Ненавижу бригадников, сами ничего не умеют, а у меня хлеб отбивают… И город ненавижу! Па-думаешь, город! У нас тут ничуть не хуже. Кустики растут, бесплатно, между прочим, а в городе захочешь в парк войти – денежку гони! Жмоты! А хочешь, мы соловья заведём? Я знаю одного, он может продать, настоящего. Будет у нас песни петь. Дорогой, чертяка, полста мнемонов… но если хочешь – покупай! А что, в самом деле?.. Вон квакер и то не все деньги расшвырял. Распятие сделал и уйгуру за так подарил, у него теперь на стенке висит. А?.. Ну так что, покупаешь соловья?..