Свет всему свету - страница 9
Михай взглянул на мать. Ее лицо выражало согласие. Пожалуй, выход. Дело рискованное и все же неизбежное. Главное, тайна! Немцев придется нейтрализовать. Антонеску изолировать, лишить власти. Заново создать надежную политическую силу и победить. Победить, чтобы сохранить трон!
глава вторая
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Нет, не ласкова под ногами родная земля. Не радушна. Иону Банушу не терпелось взглянуть на ее деревни, на чистые окна их домов, услышать теплое слово привета от детей и женщин. А кругом непроглядная белая муть, и приходится шагать чуть не по пояс в снегу. Обессиленные кони едва тащат скрипучие каруцы, неуклюжие безоткатные пушки. Еле плетутся изнуренные солдаты.
Командир батальона Чиокан обморозил щеки. Вконец измотались и ротные. Капитан Кугра сегодня чуть не угодил в плен, и все зло срывает на солдатах. Локотинент[12] Щербан ко всему равнодушен. Лишь сублокотинент[13] Ионеску, подбадривая подчиненных, еще сохранил твердый голос.
Вот как обернулась эта воина. А Кугра все распинался о «великой Румынии». Что он думает теперь? Щербан — тот ни «за», ни «против». А майор Чиокан не хотел бы мешать им обоим.
Как бы они удивились все, если б знали, что Бануш не против русских — пусть придут! Может, будет наконец другая жизнь. Та, что была и есть, ничего не дала Банушу. За что ему любить ее? За то, что бездомный Алекса нищенствовал на улицах Букурешти? Или за беговых коней отца Кугры? За резиновую дубинку в застенках сигуранцы? Или за удобства королевских тюрем, из которых годами не выпускали отца Бануша?
Позади гул недалекого боя и во все небо багровое пламя. Не доверяя румынам, немцы сами прикрывают отход. Жгут деревни. Выходит, у румын нет сил справиться с ними. Потому и пусть идут русские.
Увязая в снегу, Бануш вспоминал свою жизнь.
Горьким было его детство. Нищая Гривица вечно бурлила стачками и забастовками. Отец давно понял, в одиночку ничего не добьешься, и стал коммунистом. После долгих мытарств он получил наконец квалификацию и все же подолгу оставался без работы. Все упования возлагал на сына и ничего не жалел на его образование. Впрочем, без помощи дяди отец ничего не достиг бы. А когда Ион закончил техническое училище, отца и дядю засадили в тюрьму. Он готов был взяться за любое дело — мостить улицы, красить заборы, вывозить нечистоты, а работы не было. Лишь изредка случались дни удач. Как-то привелось грузить машины с хлебом. При расчете грузчики получали по небольшой буханке. Он совсем было собрался домой, как к нему подошел рослый подросток и попросил есть. Ион лишь крепче прижал к груди свою буханку. У него мать, сестренка. Сколько дней они без хлеба! Но Алекса молча глядел ему в глаза и не уходил. Бануш не устоял. Вынул нож и отрезал ему краюшку хлеба. Потом поплелся домой. Алекса шел рядом. У него ни работы, ни родных, ни близких. Много позже, в войну, судьба снова свела их вместе, и Алекса теперь денщиком у Кугры.
Растревоженная память перебирала минувшее.
Домой он тащился мимо шикарных магазинов. Их витрины переливались всеми цветами парчи и шелка. Разодетые восковые куклы обворожительными улыбками зазывали прохожих. Ателье мод обещали самое изысканное платье. Фотоателье ослепляли пикантными снимками обнаженных красоток. И Ион все еще помнит, как растерялся. Неужели, думалось, в этом городе у него не будет места? Нет, он пробьется. Почему б ему не быть знаменитее Эдисона и богаче Форда?
Сейчас он только улыбнулся своим тогдашним мыслям.
За стеклами витрин ювелирного магазина лучились драгоценные камни — белые, синие, пурпурные. Ион присмотрелся к ценам. Тысячи лей! Его внимание особенно привлек, ярко-зеленый изумруд — крошечный камушек в золотой оправе. Его цена обозначена единицей с нулями. Бог мой, сколько их, этих нулей! Его отец за всю жизнь не истратит столько.
Нет, он и тогда хотел другого, хотел людям добра, достатка. Думалось о жизни, заманчивой и прекрасной, как эти удивительные камни за стеклами витрин, и недоступной, как их неслыханные цены.
У магазина галантерейных изделий Ион увидел свое отражение в зеркале. Боже, какой он помятый и потертый! Не узнать лица. Злое, осунувшееся. Он долго разглядывал его с удивлением. Глаза беспокойны и лихорадочны. Губы... Что он жует? Господи, буханка! Ион вздрогнул и, затравленно озираясь, даже присел от испуга. Руки его уже пусты...