Светила - страница 45

– Так акцент-то у вас ирландский! – сдуру ляпнул Балфур.

– Мой отец родом из Тирона[13]. До того как перебраться сюда, я служил в Данидине, а еще раньше – в Нью-Йорке.

– В Нью-Йорке – ну и местечко!

Священник покачал головой:

– Любое место зачем-нибудь да нужно.

Балфур замялся. После этого увещевания он отчего-то уже не мог продолжать тему Нью-Йорка, но других предметов для разговора не видел, кроме разве того, о котором запретил священнику даже упоминать. Он посидел немного, хмуря брови, и наконец спросил:

– Вы тут остановились?

– Вы имеете в виду, в этой гостинице?

– Ну да.

– Нет. Вообще-то, мою палатку затопило, так что я тут завтракаю под крышей, – объяснил священник. Он указал рукой на остатки трапезы, давным-давно остывшие. – Как видите, я не слишком тороплюсь, чтобы подольше посидеть в сухости.

– А церкви у вас, значит, нет, чтобы там от дождя укрыться?

Вопрос прозвучал довольно грубо, и ответ на него Балфур знал загодя: на тот момент в Хокитике было только три церкви. Но его не оставляло чувство, что священник каким-то непонятным образом одержал над ним верх, и Балфуру хотелось вновь стать хозяином положения – не то чтобы унизить собеседника, но поставить его на место.

Священник лишь улыбнулся, показав крохотные зубки:

– Пока еще нет.

– В жизни не слыхивал о свободных методистах. Это что-то новенькое, да?

– Новая практика, новая политика, – снова улыбнулся священник. – Учение-то старое.

Балфур решил про себя, что самодовольства этому человеку не занимать.

– Я так полагаю, вы приехали с миссией, – промолвил он. – Обращать язычников.

– Я заметил, вы очень любите строить предположения, – отозвался священник. – Вы еще ни одного вопроса не задали, не будучи заранее уверены в ответе.

Такого рода замечания Томас Балфур не жаловал: еще не хватало, чтобы его поучали, как именно следует выстраивать ход мыслей. Он отодвинулся от стола, давая понять, что ему пора идти.

– Удовлетворяя ваше любопытство, скажу, – продолжал священник, едва Балфур взялся за пальто. – Я назначен капелланом в новую тюрьму в Сивью. Но пока она строится… – он взял со стола брошюру и многозначительно похлопал ею по ладони, – я всего-навсего изучаю теологию.

– Теологию! – воскликнул Балфур, засовывая руки в рукава пальто. – Неплохо бы вам почитать чего-то повесомее! В чертовски непростой приход вы попали, помяните мое слово!

– Даже если и так, все мы Божьи дети.

Балфур сдержанно кивнул и повернулся было уходить. Но тут его осенила новая мысль.

– Если вы сочли наш разговор «дурными вестями», – промолвил он, – держу пари, вы нас довольно долго слушали.

– Да, – смиренно признал капеллан. – Это так. Мое внимание привлекло одно имя…

– Карвер?

– Нет: Уэллс. Кросби Уэллс.

– А что вам до Кросби Уэллса? – сощурился Балфур.

Капеллан замешкался. Правда заключалась в том, что он вообще не был знаком с Кросби Уэллсом, – и, однако ж, в течение двух недель после его похорон священник думал главным образом о нем и размышлял об обстоятельствах его смерти. Помолчав немного, он признал, что ему досталась печальная обязанность вырыть Уэллсу могилу и совершить над опущенным в землю гробом последний обряд, – но такое объяснение отнюдь не удовлетворило Томаса Балфура. Грузоперевозчик по-прежнему глядел на нового знакомца с явным недоверием и хищно сощурился, когда капеллан (который обычно под испытующим взглядом держался вполне невозмутимо) внезапно дрогнул и опустил глаза.

Капеллана звали – как обнаружит Уолтер Мади каких-нибудь девять часов спустя – Коуэлл Девлин. Он прибыл в Хокитику на клипере «Добродетель», взятом в аренду «Судоперевозками Балфура»: корабль привез, помимо разношерстных пассажиров, еще и лес, железо, разный крепеж, множество банок с краской, разнообразные галантерейные товары, несколько клетей со скотиной и огромное количество ситцев, а также пропавший ныне без вести грузовой контейнер с сундуком Алистера Лодербека, внутри которого ехала копия договора о купле-продаже барка «Добрый путь». «Добродетель» прибыла в Хокитику двумя днями раньше самого Алистера Лодербека; тем самым преподобный Коуэлл Девлин впервые оказался в Хокитике за два дня до смерти Кросби Уэллса.