Светить можно - только сгорая - страница 30
— Кто зачинщик? Зачинщика в карцер! Остальных — по камерам, на хлеб и воду. Две недели без прогулок, — распорядился генерал.
Узнав, что бунт организован политическим заключенным Урицким, Новицкий вознегодовал. Значит, арестант имел возможность сноситься с другими заключенными! Значит, его приказ о строгом содержании Урицкого как особо опасного государственного преступника не вьшолняется? Много «теплых слов» вместе с обещанием понижения в должности и отправки в один из дальних уездод Малороссии услышал в эту ночь начальник тюрьмы.
Но Урицкий! Ведь сколько месяцев после его ареста Новицкий сам продолжал допросы. Он запретил всякие свидания с родственниками и только однажды разрешил Берте увидеть арестованного брата, надеясь обратить это свидание на пользу следствию. Свидание происходило в присутствии усиленного караула жандармов. Но этот отъявленный революционер и на свидании продолжал вести себя, как в собственной квартире, — шутил, говорил сестре, чтоб она не волновалась, что, кроме ссылки, ему ничего не грозит и что он скоро надеется выйти на свободу, так как у жандармов нет никаких доказательств.
На просьбу сестры передать Моисею теплые вещи и продукты Новицкий ответил отказом.
— Пусть посидит без передач до тех пор, пока не признается, — заявил генерал Берте. — Я на вашем месте поторопил бы братца правдиво ответить на мои вопросы, — добавил жандарм.
Второе свидание он разрешил ей в Лукьяновской тюрьме уже через пять месяцев после ареста Урицкого. Генерал все еще надеялся, что сестре удастся склонить брата к признанию. Но на этом свидании, по доносу тюремной администрации, Урицкий не только не осознал свою вину, но еще и отпускал едкие замечания в адрес самого начальника жандармского управления. «Живется в тюрьме хорошо, — сказал Урицкий сестре, — и я даже просил следователя по важным делам не отказать в любезности прислать печатный станок в тюрьму. Печатать здесь удобно, а тюрьма — хорошая революционная школа».
Но теперь, после «бунта», генерал сам проследит, чтоб арестованному Урицкому жилось «не очень хорошо».
— Немедленно переправить Урицкого в Киевскую крепость на Печерске, — последовало на следующий день после «бунта» распоряжение начальника жандармского управления, к великой радости администрации Лукьяновской тюрьмы. Тем более что можно было ждать нового всплеска неповиновения политических — больной заключенный в этот же день умер. А без Урицкого будет значительно спокойней.
Комендант крепости генерал-лейтенант Немирович-Данченко называл себя человеком либеральным, способным понимать людей, «желающих перестроить мир». Но это было только его личное мнение о своей особе. Практически же это был службист, который ни на шаг не отступал от приказов свыше. Когда он получил приказание держать арестованного Урицкого в одиночке под усиленным контролем и без свиданий, сомнений, что это прибыл серьезный преступник, покушавшийся на государственный строй, у коменданта не было.
«В наказание за строптивость и руководство тюремными беспорядками отправить в Печерск на гауптвахту Киевской военной крепости», — значилось в распоряжении жандармского управления. В специальном отношении на имя коменданта крепости было передано личное приказание генерала Новицкого: «Урицкому запрещено курение и чтение книг и газет».
Крепость в Печерске резко отличалась от обычных российских тюрем. Печерская гауптвахта была расположена на самом берегу Днепра. Это было двухэтажное каменное здание, предназначавшееся для арестованных солдат и офицеров царской армии. И только в последние годы туда стали помещать политических заключенных по специальному отбору жандармского управления. Их содержали в одиночных камерах, на окнах которых помимо железных решеток была натянута проволочная сетка такой густоты, что сквозь нее нельзя было просунуть даже спичку. Обычного «волчка» — маленького окошка, в которое подается пища, в дверях не было, был только «глазок», который, мало того что был застеклен, еще и затягивался густой сеткой. «Свет божий» проникал через сетчато-решетчатые окна, от этого казалось, что сеткой покрыты стены, потолок и все имеющиеся в камере предметы. Это «изобретение» строителей царских тюрем было особенно мучительно для заключенных в такой камере на длительное время.