Светлые аллеи - страница 10
Правда Джан-Франко уже четыре месяца как уволился из нашей шараги, но в мозгу Анджело сей факт ещё не успел запечатлится и поэтому он об этом постоянно забывал, а может помнил, просто всё не мог успокоится. Ну а насчёт серба Анджело как в воду глядел. Именно этот серб, как Иуда Христа, в последствии продал Анджело и ему пришлось уезжать в Сардинию навсегда.
А так Анджело глядел на мир просто. Все люди у него делились на «фашисто», «комунисто», «мафиози» и «педерасто». Себя он относил к борцам за независимость Сардинии. Примерно раз в месяц он смотрел по телевизору новости, после этого очень любил поговорить о геополитике, о соотношении сил на международной арене, о других берегах. Во всём этом он ни черта не смыслил. К алкоголю Анджело относился тоже безрассудно. Так к шоколадным конфеткам относятся дети. Сидим, допустим, в кафе, разливаем водку. Анджело свою рюмку, не дав поверхности успокоится, молниеносно выпивает. Тут тост, а у Анджело уже неналито. И ему наливали снова. А когда жажда пронзала его пятки, он поступал совсем бесхитростно – приводя в трепет других посетителей, Анджело брал со стола бутылку и раскрутив её против часовой, пил водку прямо из горлышка.
Все очень любили Анджело, его открытое солнечное сердце. Да и как его не любить – всегда что – то поёт, никому не делает и даже не планирует зла, никаких даже мелких камушков за благородной душой. Когда ты с Анджело, мир становился интересным, как порнографический журнал и отчасти сказочным. И даже каким-то нежным. И Анджело глядел на этот мир без этих взрослых предвзятостей и популярных извращений – «жизнь не удалась», «как жить дальше», «я так одинок». У детей таких грустных мыслей никогда не бывает. Это потом с ростом воспитанности начинается. А Анджело застрял в силу неизвестных причин на отметке 5 лет. Все его ровесники давно обзавелись сытыми животиками, мудрыми лысинами и респектабельными хроническими болезнями. Эти уроды давно остепенились на милость приличиям, жизнь их укротила. А Анджело, казалось, только начинает жить и в его груди ещё полыхали все зори этого мира, созданного для любви, улыбок и танцев вприсядку.
Я редко завидую людям, но Анджело я завидовал. А как ещё прикажете относится к единственному нормальному человеку среди моих знакомых. Нормальному – значит счастливому.
Самый красивый
Когда я, вынашивая планы поужинать, возвращался из магазина, то увидел Серёгу. Он шёл встречным курсом, погруженный в курение сигареты. Завязался слабый разговор. Я уже хотел прощаться, никакие разговоры не заменят ужин, как Серёга неожиданно замялся и со значением посмотрел на меня.
– Слушай, – он замялся ещё больше – Хочу тебя с одной бабой познакомить. Медичка. Одна. С квартирой.
– Сильно страшная? – понуро поинтересовался я.
Серёга подумал и ответил, что не сильно. Но описал её очень конкретно.
– Она так, ничего… – сказал он. Это «ничего» звучало очень весомо. И он даже что – то нарисовал руками в воздухе. Охват рук мне не понравился.
– Толстая что ли?
– Да нет, худая. Чёрненькая такая.
С медичками я уже сталкивался. Буквально на днях. Самые циничные бабы.
– А муж ничего, ругаться не будет? – продолжал кокетничать я.
– Какой муж? Говорю же, незамужем. И не была. Но очень мечтает.
От этой новости у меня почему – то заныли зубы.
– Вряд ли я ей понравлюсь, – с лицемерным равнодушием сказал я – Сам подумай. Морда кирпича просит. Ни денег, ни жилья. Говорю разную чушь. Такой поворот событий Серёге видимо в голову не приходил. Он взглянул на меня новыми глазами.
– Не знаю – сказал он менее уверенно – Пострижёшься, я тебе пиджак кожаный дам. Будешь побольше молчать. Без этих анекдотов.
Стишок какой – нибудь знаешь?
– Нет, – сказал я.
– Выучи – настоятельно посоветовал Серёга – Она книжки любит.
Он вдруг истолковал мои сомнения по – своему.
– Но ты не думай – я её не трахал. А то ещё подумаешь.
– Да я не думаю – сказал я.
– Но она ничего – тупо повторил Серёга – Я бы её с удовольствием вместо жены… Подруга её.
– Запретный плод сладок – подтвердил я.
– Вообщем – оптимистично подытожил он – Хочу тебя женить. Таким тоном обычно говорят, хочу тебя убить. Мол, ничего страшного.