Светлые аллеи - страница 18

Но, конечно, не получилось ничего. За десять минут до назначенной встречи Петя благоразумно ушёл. Я разговаривал с тёщей и она смотрела на меня, как на злодея и душегубца. Как Раскольников на старуху-процентщицу. Чувствовалось, что её сдерживало лишь то, что я физически сильнее, а иначе быть беде.

Я знал, что у Пети всегда есть деньги и неплохие, просто он идёт на принцип. Занимать другим и возвращать долги он считал неприличным и даже безнравственным. Сам же занимал с большим удовольствием и талантом.

Странное дело, сколько я не читал книг, не разговаривал с другими людьми – везде, кто приходит требовать долг считается негодяем, а кто долги не отдаёт и спускает кредиторов с лестницы – замечательный человек, достойный подражания. А дело обстоит как раз наоборот, как и все наоборот в этом мире.

Размышляя таким образом, я проехал свою остановку. Пришлось идти назад. Между тем ощутимо вечерело и с неба уже светили наиболее продвинутые звёзды. Я чувствовал себя побитой собакой.

«А не взять ли мне бутылочку? Этакую полулитровую, симпатичную бутылочку», – устало подумал я. На деньги, которые не истратил на зубную пломбу. Иногда я позволял себе бутылочку. И довольно частенько. И здесь меня ждала последняя на сегодня неудача.

Последняя, самая обидная капля.

Когда я зашёл в магазин, продавщица, увидев меня, радостно закричала:

– А портвейн только-только кончился! – и почему-то показала в мою сторону пальцем.

Видимо, ей было приятно сообщать людям дурные известия. На меня все обернулись, даже кошка, сидевшая возле прилавка. В заляпанном грязью и птицами плаще я выглядел безобразно и был в своём безобразии неотразим. Кто-то хихикнул.

– Да нет, – сухо сказал я продавщице – Мне буханку хлеба.

На улице я остановился у фонаря и, засунув ненужную буханку под мышку, закурил. Немного постоял и понял, что с утра до вечера впустую гонял воздух и самого себя. Как вчера и позавчера. «Ну ничего, завтра будет новый день и всё получится, – с оптимизмом подумал я. Но почему-то испытал не оптимизм, а тоскливый ужас. И с этим неутихающим ужасом в груди я поплёлся домой. А блокнотик выкинул по дороге в канаву.

Узнав, жена заявила, что убьёт себя, меня и её, эту крашенную сучку. Глаза её сверкали, халатик во время движения развевался, как боевое знамя. Я пытался её образумить.

– Послушай, птичка, – сказал я ласково, – как ты сначала убьешь себя, а потом нас? Ведь ты же будешь мёртвая и убить нас уже просто не сможешь. По логике ты сначала должна убить нас и только потом в заключительной стадии себя. Так сказать, на десерт.

– Всё равно убью! – не понимала жена – И себя и вас!

И я прожил с этой тупицей семь лет!

– Как же ты собираешься нас убивать? – с сарказмом спросил я – Убить – это ведь не борщ сварить, хотя ты и этого не умеешь. Тут необходимы планирование, железные нервы, обеспечение алиби. Ты что, телевизор не смотришь? Ведь каждый вечер показывают, как грамотно и культурно убивать.

– А я вас киллеру закажу! – вспомнила телевизор жена.

– Ха-ха-ха – сказал я – И где ты его найдёшь? И потом у тебя нет денег.

А это всё дорогое удовольствие.

– Тебе же обещали на днях заплатить за книгу. Плюс твоя получка и отпускные. А если не хватит, заложим в ломбард твой компьютер.

Она так и сказала «заложим», как будто мы это будем делать вместе. Тут уже взбесился я. Пашешь, как слон день и ночь, приносишь деньги домой, чтобы тебя же на них заказали киллеру. Удивительное бесстыдство! Мои глазки тоже засверкали. И я тоже заходил по комнате.

– Ты даже меня без моей помощи убить не можешь! – гремел мой голос – Всю жизнь на чужой шее! Палец об палец! Дура!

Жена наконец заплакала и закрылась в спальне.

А через месяц мы развелись. Лучше бы она меня бы убила.

Сижу дома, потому что мои единственные носки в стирке и ещё не высохли. От нечего делать долго и с отвращением читаю Александру Маринину. Плодовитейшая баба – накатала столько романов и при минимуме вдохновения. «Устраиваются же люди» – завистливо думаю я и мечтаю о том, что когда-нибудь тоже стану работоголиком и принесу, если не людям, то хотя бы себе какую – то пользу. Вздыхая, я сажусь у окна. Оно заменяет мне телевизор. Только из-за грязи нечёткое изображение. А от двойных рам плохой звук. Но картинка всё равно интересная, потому что снаружи кануны очередной весны. Тепла ещё мало, но у снега уже какой-то озирающийся вид, как будто ему крикнули: «Шухер!». По асфальту ходят сексапильные девушки и отроковицы и чём-то оживлённо матерятся. Все они ещё нецелованные.