Светлый берег радости - страница 45

Безмятежно глядя ему в глаза, я сказала:

— Надо же, вы здесь! А я только что видела Нору, она выглядит просто ослепительно. Так жаль, что у нее нет никаких украшений, они бы ей так пошли, особенно к этому платью. Алексей Степанович, мой шеф, и Михаил Ефремович, вы, может быть, знаете его, очень ей сочувствуют, весьма галантные мужчины.

Николай как бы споткнулся, секунду стоял с открытым ртом, словно не мог поверить своим ушам, потом спросил тоном, не предвещавшим для его жены ничего хорошего:

— Где они?

Я показала рукой с зажатым в ней стаканом направление, по которому он и понесся тяжелой рысцой. «Поднявшая меч от меча и погибнет!» — подумала я, глядя ему вслед. Слегка утолив голод, я решила, что ничего с шефом не будет, подождет еще пять минут, пока я схожу в туалет. Туалет я нашла не сразу, потом мне надо было еще вымыть и высушить руки, поэтому подкрашивала губы и пудрила нос уже второпях, шеф, наверно, из себя выходит. Только я сунула пудреницу в сумочку, как увидела в зеркало, что в туалет вошла Нора и ринулась прямо ко мне. Я обернулась. Да, злоба никого не красит, ноздри Норы раздувались, как капюшон кобры. Она схватила меня за руку, больно впившись в запястье ногтями, и зашипела:

— Ты, маленькая дрянь, что ты сказала Нику?

Спокойно, не делая никаких попыток вырваться, я ответила:

— Сказала правду, но дело не в том, что сказала, важно, почему сказала. Есть такая английская поговорка: не бросается камнями тот, у кого крыша стеклянная. Не трогай никого — и тебя не тронут.

— Ах ты, шлюха подзаборная! Очень умной себя считаешь? Ты просто не знаешь, сучка, с кем связалась, но я тебе глазки-то открою! У меня есть такие пилюльки без вкуса и запаха, уж я изловчусь тебе их подсунуть во что-нибудь, недели не пройдет, как тебя всю перекрючит, ни один врач не выпрямит, так и будешь жить каракатицей!

Холодок пополз у меня по спине, но мне не хотелось сдаваться на милость этой спятившей от злобы хищной рыбе.

— Тебе что, свобода надоела? А говорила, что так любишь ее.

— А что мне за свою свободу бояться? Доказать ты ничего не сможешь, этот яд только при вскрытии можно обнаружить, да и то с трудом, но ведь живых не вскрывают. А уж видок у тебя будет что надо, только в цирке показывать!

Черт! Ну надо же, влипла! Что же делать? Занервничав, я машинально открыла и закрыла пудреницу в своей сумке. Раздался щелчок, Нора вздрогнула, а меня вдруг осенило.

— Пленка кончилась, но самое главное я записала, должно получиться четко.

Нора мгновенно отпустила мою руку и изготовилась к прыжку, но было поздно, в туалет уже входили, весело переговариваясь, три женщины. Я обогнула застывшую Нору и покинула кафельную комнату. Шефа я нашла возле столов, он, видимо, уже искал меня, его нахмуренное лицо лучше всякого барометра предвещало грозу.

— Ты совершенно безответственна, на тебя нельзя положиться даже в мелочах!

— В чем дело, шеф? Я делала все, как вы хотели — улыбалась седовласому ловеласу. Единственно, что не выпила шампанского, но что в этом особенного? Вряд ли это могло нарушить ваши планы.

— Уж не тебе нарушать мои планы! — взорвался тот, но постарался все же взять себя в руки. — Не выношу, когда так беспардонно врут! Она не пьет, видите ли! Дома напиваешься до поросячьего визга, а тут бокал выпить не могла, жеманство из тебя полезло.

В первое мгновение я опешила, но потом поняла, что он может так говорить только со слов Маринки. Ну и ну! Удружила подружка-соседушка!

— Такое «лестное» мнение обо мне вы могли составить только со слов дочери, теперь у вас есть выбор — верить ей или мне. Оправдываться я не собираюсь. Работа есть работа, но вытирать об себя ноги я вам позволить не могу, поэтому, шеф, выбирайте, пожалуйста, выражения.

Мой ответ ему не понравился, но, видно, и дочери он не слишком верил. Раздражение все еще кипело в нем и искало выхода. Уже не зная, что еще сказать, он вдруг рявкнул вполголоса:

— Где ты была?

— В туалете, шеф. Надеюсь, вы не потребуете рассказа о том, что именно я там делала? — И сразу же пожалела о своем сарказме, глядя на его наливающееся новой порцией гнева лицо.