Светлый оттенок тьмы - страница 9

— Ну как?

Голос Ореста, звонкий и довольный, резанул тишину, вытряхивая его из тягучего омута мыслей.

— Мне понравилось, — ответил Сурья, не отрывая глаз от небольших волн, накатывающих на поросли камыша.

Девушка давно ушла, и он в одиночестве сидел на кладке, прижав колени к груди. Уже начинало вечереть. Бледно-розовые полосы заката провожали уставшее солнце, размеренно таявшее над рекой. В Межгорье редко где можно было такое увидеть.

— Почему? — холодно спросил Орест.

— Хотел бы я знать…

Губы Сурьи скривились в кислой улыбке. Неужели он мог подумать, что выйдет обмануть брата? Что ж ему постоянно так не везёт?…

Мало беды, что, родившись в княжеской семье, он не был владыкой. И человеком он тоже не был. Но хуже всего было то, что даже мужчиной у него не получалось стать.

Сурья ровным счётом ничего не почувствовал — словно его целовала каменная глыба. А когда она коснулась его там, где должен пылать мужской огонь, его затрясло от отвращения. Девушка сразу всё поняла и оттолкнула его, презрительно плюнув в сторону. Затем убежала, красная от возмущения.

— Может, я должен полюбить? — несмело прошептал он.

Рука Ореста легла на его плечо и легонько сжала. Кого он обманывает? Для страсти любовь не нужна. Брату вот вообще ничего не нужно. Стало быть, с ним самим что-то опять не так…

— Пора домой, — сказал Орест.

Внезапно раздался шум, послышались голоса. Орест прыгнул в воду и заглянул за камыши.

— Кажется, сюда идёт толпа. С факелами, вилами и прочей ерундой.

— Уносим ноги?

— Что ж ты так не нравишься сегодня бабам? — буркнул Орест, выбираясь на берег, — бегом в лес.

Братья рванули через камыши, что было духу. Однако со стороны леса их ждала ещё одна толпа, вооружённая луками.

— Вот тебе и деревня, — присвистнул Орест.

— Напомни, почему мы оставили мечи?

— Не было надобности. Да и сейчас, думаю, справимся.

— Тебе хорошо говорить — тебя не видно.

— Зато будет слышно, — пообещал Орест.

— Надо было брать с собой ядокрылов, — не унимался Сурья.

— Они бы выдали себя клёкотом и задрали коров.

— Хороший хозяин уследит за зверем.

— Хозяин не тем занят!

— И что теперь?!

Сурья метался по берегу, не в силах решиться, куда бежать. С обеих сторон приближались люди. Конечно, можно было ещё пуститься вплавь. Он посмотрел на воду, однако лучники просекли его взгляд и выпустили стрелы, прошив речную гладь острыми и крепкими наконечниками. Значит, в воду не стоило соваться.

— Стало быть, вот наш князь!

Слева от него стоял здоровенный мужик, вооружённый увесистым молотком. На лице его, испещрённом оспинами, играла недобрая ухмылка. Руки верзилы были покрыты шрамами от ожогов — точь-в-точь такие Сурья видел у холостых кузнецов долины.

Из-за спины мужика выглядывала уже знакомая ему русоволосая макушка.

— Я сразу смекнула: не нашенский князь! Одет странно, да выглядит, как девица.

— Молодец, Данка! — похвалили коварную обольстительницу из толпы.

Данка улыбнулась, но, встретившись взглядом с Сурьей, прикусила губу и поспешила исчезнуть.

— Вот дрянь-то, — прошипел Орест.

— Я пришёл с миром, — громко сказал Сурья, подняв ладони к верху, — и уже ухожу.

— Как бы ни так! — загудела толпа.

— А ну-ка, выясним, что за князь? Ты откуда будешь?

— Из Залесья, — нашёлся Сурья.

— Надо же, — хохотнул кузнец, — знамо таковых. Чьих кровей, говоришь?

— Берестовичей.

— Ой, лжёшь! Берестовичи — бояре, а не князья.

— Я и не говорил, что князь.

— Опять лжёшь!

— Говорил! — выкрикнула откуда-то Данка.

— А ну, в холодную его. Пусть настоящий князь решает, что делать с самозванцем.

Сурья огляделся вокруг — его окружили со всех сторон — мужики и бабы, стар и млад, в рубище и добротных белотканных рубахах. Ни много ни мало — человек тридцать, и каждый — кто с вилами, кто с топором, кто с оглоблей, а сбоку ещё и лучники, правда, с красными, видно, с попойки, носами, изрядно потрёпанные и окосевшие до той самой одури, когда сам дьявол нипочем.

— Ну всё! — рявкнул Орест, сбрасывая морок, — с меня хватит. А ну пошли вон!!!

Народ в ужасе замер, глядя, как буквально из воздуха рядом с княжичем-самозванцем нарисовался ещё один — с клыками, блестевшими из-под оттопыренной верхней губы, и синей кожей. Некоторые побросали вилы и стали неистово креститься, другие уже начали разворачиваться, чтобы бежать со всех ног.