Свидание на троих

— Ненавижу! Слышишь? Ненавижу тебя! — Арина сорвалась на визг и запустила попавшейся под руку хрустальной пепельницей в неверного мужа.

Тот увернулся, надеясь как можно скорее успокоить благоверную — хотя знал хорошо, если в его Ариночке проснулся ураган, то нужно просто переждать и дать ей выплеснуть все свои эмоции. Иначе будет только хуже. Особенно, если ты сам виноват. Особенно, если это в твоем кабинете сидит блондинистая длинноногая секретарша в полурастегнутой блузе и даже не пытается скрыть свои прелести, наоборот, с видом хищницы и роковой женщины пытается все это продемонстрировать ревнивой жене своего любовника. Любовник же при этом пытается сделать вид, что все это просто случайность, а блондинка вообще — случайность и недоразумение.

— Милая, ты все не так поняла! — Каминский послал секретарше рассерженный взгляд, надеясь, что она не скажет ничего такого, что еще больше разъярит его Ариночку. Потом метнулся к жене, пытаясь схватить ее за руки.

— Ах ты, скотина! Прибила бы! — Арина отшатнулась и закрыла лицо ладонями, тяжело дыша. Ее приступ истерии длился уже минут десять, и чего уже только она не наговорила своему Каминскому. Виновница скандала, Диночка Астафьева, пыталась не вмешиваться, но и покидать кабинет шефа не спешила. Сидела на диванчике, закинув ногу на ногу, и теребила пуговки на блузке. И поглядывала на Арину с немым превосходством во взгляде.

— Дорогая, — все же попытался образумить жену Каминский. — Она сама пришла! Сама тут на меня вешалась. Ты же знаешь, как ведут себя все эти… Эти женщины!

Он поймал удивленный и злой взгляд секретарши, которая медленно застегивала пуговички. Глазами показал ей молчать — мол, выкрутимся, потом будем разговаривать.

— Сука ты, Каминский! — сказала, как плюнула, Арина и едва не разрыдалась, но каким-то чудом взяла себя в руки. Не хватало еще слезы лить перед мужниной стервой. Убрала ладони от лица и бросила быстрый взгляд на девушку, поняв, что та ни о чем не сожалеет, а даже радуется, что все тайное наконец-то стало явным.

Блондинка вздернула брови, усмехнулась с превосходством — как-никак она была помоложе, и что уж тут говорить — покрасивее, да и читалось в ее взгляде, что она всецело верит в то, что ее шеф теперь бросит свою женушку.

— Убирайся отсюда, — голос Арины дрогнул, и она встала у стола, сцепив кулаки, чтобы снова не швырнуть что-то или не выдрать пару безупречных локонов этой самоуверенной мадам. — Или я за себя не ручаюсь.

От ответного наглого взгляда блондинки в сердце что-то сорвалось, и Арина схватила новый метательный снаряд, запустив в сторону мужа. Хотелось выкинуть его вместе с его секретаршей из окна, хотелось… Много чего хотелось. Ярость бурлила, не находя выхода.

— Диночка, вам, правда, лучше уйти, — показалась голова Каминского из-под стола, куда он нырнул в тот момент, когда в его сторону полетела хрустальная вазочка.

— А еще лучше — уволиться, — не меняя тона, закончила за него Арина и посмотрела на мужа.

Не посмеет, подумалось ей. Не посмеет сейчас ее унизить и оставить эту мразь в своем офисе. Даже если они в итоге разойдутся, Арине показалось очень важным одержать эту маленькую победу. Добиться, чтобы эту гадину выкинули из фирмы.

— Да, конечно, — пробормотал Каминский, не глядя на возмущенное лицо секретарши. — Вам придется искать себе новую работу, Диночка. Я сожалею.

— Подкаблучник! — прищурилась блондинка и схватила с полки статуэтку, отправив ее вслед вазочке.

Мужчина снова нырнул под стол, а хрустальные осколки осыпались по стене. Арина стояла, сложив руки на груди, и с презрением смотрела на мужа. А ведь она любила его. И все еще любит. Иначе не болело бы так, не пекло в груди, стоит представить его вместе с этой выдрой.

Хлопнула дверь. Это выдра с матами выскочила из кабинета. Неужели у нее не хватит ума уйти спокойно?..

— Помнишь, пять лет назад я застала тебя в похожей ситуации с одной из твоих коллег? — тихо спросила Арина, глядя на то, как нелепо вылезает муж из-под своего злосчастного стола, засыпанного осколками. — И что ты обещал?

— Что этого никогда не повторится, если ты простишь… — он виновато опустил голову.