Свидетель канона - страница 31
И почувствовал шевалье, что не лжет умирающий храмовник. От прикосновения к истине у шевалье дыбом встали волосы на голове и на теле; но тут вбежал часовой:
– Бургундцы от реки, много!
И шевалье одним ударом отсек лежащему бритую голову. Голова откатилась в сторону, вослед ей плеснули быстро истончившиеся струи черной крови. Татуировка креста на макушке скрылась из виду.
– Наши с ковчегом далеко?
– Да.
Тогда шевалье выпрямился:
– Пойдем, развлечем рыцарей герцога Иоганна.
– Сир… – мэтр Блазен утер пот. – А как же моя награда?
– Мой бог, я забыл. Вот, возьмите! – шевалье высыпал на стол весь кошель; монеты новенькой чеканки покатились по доскам, радостно заблестели в свете целых десяти свечей; одна монета упала прямо в натекшую из тела храмовника лужу.
– … Двадцать восемь, девять… – сосчитал Блазен. – Окровавленную тоже отчищу. Благодарю, сир! Вы и впредь можете полагаться на мою верность королю и господу нашему Иисусу.
И низко-низко поклонился. Тут шевалье отсек и ему голову; из шеи ударили две струи, окончательно залившие красного человека черным. Тело Блазена отшатнулось, село на задницу и выпрямилось, опрокинувшись на спину, хрустнув подмятым кошельком с тридцатью монетами без одной. Кровь, хлеставшая все это время, заляпала потолок, а потом шлепнула в противоположную от входа стену, наконец, иссякла.
– Анжу!
Сержант принял волшебный меч правой рукой. Шевалье кинул второй кошель:
– Отдаю тебе все, что у меня есть.
– Господин, лучше я оберу эту сволочь, деньги вам еще понадобятся.
– Не сметь! Слово де Баатц нерушимо, никто не скажет, что я пожалел обещанной награды. Ты же немедленно гони к воротам Дю Тампль и вези меч домой. И пусть он хранится в церкви. Святому Реми приличествует настоящая реликвия. Как там сказал храмовник? "Сила в правде"? Пусть высекут слова на алтаре, сам же меч наполовину заделают в алтарь. Как в легенде о короле Артуре. Проверим, ха-ха, чего стоят нынешние рыцари!
Меч вспыхнул ярким золотистым светом. Сержант изменился в лице, но клинок не отбросил.
– Видишь, он согласен, – кивнул шевалье без малейшего удивления. – Торопись, Анжу. Отсюда до Лотарингии неблизко. Кланяйся отцу, матери, сестрам.
Сержант, осторожно косясь на клинок, разрезал пояс мертвого храмовника, буркнул в нос: "Воняет, как на бойне". Стащил ножны, упрятал в них сияние чародейного меча, и выбежал черным ходом к приготовленным лошадям.
Шевалье подхватил щит, оруженосец поправил на нем шлем. Тогда шевалье выступил на середину улицы, всмотрелся в приближающийся бургундский патруль. Высоко поднял собственный меч – обычный, вовсе не волшебный; луч низкой луны зажег его золотым светом.
Светом чудесного ларца озарялся сводчатый покой в неприметном домишке посреди университетского квартала. Там обитал богатый месье с юга, возжелавший отдать сына в учение, но прежде того прибывший сам поглядеть на обитель знаний. Уважая щедрое пожертвование, власти университета не лезли в жизнь гостя с берегов Луары. Благо, жизнь месье протекала во всем подобно самой Луаре: плавно, размерено, без кутежей и ссор. К месье прибывали во множестве приказчики и посланники, но для человека торгового сие обыкновенно: дело не ждет. Месье каждый день по многу часов проводил за бумагами, запираясь в обществе людей доверенных – но и это вполне понятно. Денежки любят покой, а река приобретает истинную силу лишь на равнине.
Гость звался вовсе не месье, а сир Карл, седьмой этого имени, только вот королем Франции он желал стать непременно в Реймсе, как это повелось еще со времен Хлодвига. Реймс же принадлежал покамест бургундцам и союзникам их, "годонам", как звали англичан за бесконечно повторяемое "goddamn'you". Не только Реймс, но и Париж, и вообще все, что севернее Луары, принадлежало союзу Англии с Бургундией. Франция также не отказывалась от спорных земель – а потому не прекращалась на них и война.
– Итак, господа, это и есть легендарный Ковчег Завета?
Господа согласно кивнули. Король, который пока не король, осторожно прикоснулся к светящемуся гербу храмовников; тот сменил свечение на золотистое и ларец раскрылся. Отшатнувшиеся люди вернулись к столу с искренним интересом, хотя и осенили себя святым крестом. Так, на всякий случай.