Свидетель канона - страница 48

– Отче наш, иже еси на небеси, хлеб наш насущный… – и далее знакомые всем добрым католикам слова, изгоняющие нечистого духа даже из мыслей, не то, чтобы из комнаты.

Местные верили истово, по-настоящему; кастильцы сейчас видели это воочию.

Закончив молитву, мальчишка двинул рычаг обратно, вынул иглу и вложил ее в деревянную лодочку. Лодочка плавала в чаше с маслом, указуя всегда на Полярную Звезду, в том и заключался секрет прибора. Исправленный компас держал направление, как привязанный, сеньор Христофор сразу это заметил. Такая крепкая магнитая сила… И так быстро! Чем же это сделано?

– Что там, за стеклом?

– Пожалуйста, глядите.

Три кастильца с громким треском столкнулись головами, но ничего колдовского или хотя бы драгоценного не узрели. Медь, войлок, что-то блестящее. Медь, войлок, что-то блестящее. Медь, войлок, что-то блестящее – и так снизу доверху, слоев пятьдесят.

Испанцы обернулись к мастеру, но дядька Сэм указал рукой на выход:

– Спросите у патера Карла. Он знает, что вам позволено сказать и увидеть, а что нет.

– Нет, ваше величество, – сеньор Христофор, вернувшийся из-за Моря Мрака совершенно седым, опять поклонился. – Они не скрывали от нас почти ничего. Знали, что в их инструментах мы мало что поймем. Привезенный нами компас, астролябия непревзойденной точности… Я уже собрался отдать за нее собственную вот эту шпагу, а здесь мне предлагали за прибор заморской выделки десять шпаг. Но астролябию, как и великолепную карту, нам просто подарили. Навигатор Санчо Руис да Гама, не теряя времени, засадил за перерисовку обоих своих учеников, и теперь мы представляем, сколь огромен мир – и сколь жалки в нем наши собственные владения.

– Неужели они не знают цены таким вещам?

– Увы, ваше преосвященство. Знают. Их цена выражается вовсе не в деньгах.

– Драгоценности? Земли? Титулы? Торговые привилегии?

Мореход покачал головой:

– Они хотят людей. Обедневших вилланов, безземельных идальго. Всех смутьянов, еретиков, чернокнижников, каббалистов, катаров и просто любого и всякого. Умоляю ваши величества выслушать следующие мои слова без гнева и пристрастья.

Король и королева переглянулись. Седой мореход снова подмел каменный пол беретом в почтительнейшем поклоне. Королева опустила веки:

– Говорите, дон Кристобаль.

– Земли там плодородны и необъятны, людей же немного. Чтобы населить и возделать необозримые равнины Пяти Приоратов, законы Храма позволяют мужчине ложиться с любыми женщинами, лишь бы те соглашались. А они, попущением божиим, соглашаются, ибо знают, что голодать не придется. Любой ребенок немедленно вписывается в достояние Храма, мать его на три года освобождается от государственных работ, и за ущерб ему назначена страшная кара на погибельном кресле короля Артура…

Придворные малого совета загомонили. Королева едва заметно поморщилась. Уж если в Испании даже великий Торквемада справился с еретиками быстрее, чем со шлюхами… Но там же область святого Ордена Храма! Разве подлинный ковчег Завета поощряет блуд?

Мореход с чувством перекрестился:

– Кресло это нам показывали. Думаю, не без намека. Говорили, что много веков назад рыцари Храма нашли кресло в развалинах Камелота, вывезли и восстановили чары. Теперь молнии поражают всякого, кого кресло уличит во лжи, либо в ином грехе. Смерть на том кресле мучительней проклятия святого Витта. Но хуже всего, что трясущимися губами казнимый не в силах призвать Господа, и куда отлетает его душа, мне страшно подумать.

Придворные – особенно же кардиналы, среди которых выделялся обилием золота и осанкой посланник святого престола – заворчали. Поднимать людей против безбожных сарацин дело нехитрое. А чем двинуть людей против царства Божия на земле?

На земле Храма жили богато. Люди вокруг суетились поровну белые, краснокожие и мулаты, но все одинаково сытые. Диего нес плетенку с компасом, Фернан подаренную девчонками огромную гроздь винограда, а сеньор Христофор шел налегке, как подобало главному. Черные тени кастильцев бежали по краснокирпичным стенам, по желтой пыли поверх мощеных дорожек. Шелестели неизвестные деревья, высаженные повсюду в порядке, испанцам непонятном, но несомненном. Вслед за патером Карлом испанцы вышли из квартала мастерских, посмотрели налево, на стену постоянно охраняемого школьного квартала – громадного, едва ли не в четверть от всей редукции.