Свидетельница Гора - страница 12

Это была плеть!

Через некоторое время вперёд пронесли ещё две цепи, которые, судя по всему, в свою очередь должны были быть присоединены к той общей цепи, к которой уже были прикованы мы, в конечном счете, сформировав один единый длинный караван.

Мы, те к кому уже успели проявить внимание, ждали, стоя на четвереньках и покорно опустив головы вниз.

Но наконец, ошейник сомкнулся на шее последней из нас, той, которая стояла первой в колонне. Теперь мы все были прикованы к одной цепи.

И тогда они начали говорить с нами на разных языках. То, что я услышала на моём собственном, звучало так: «Теперь встаньте на колени, не поднимая головы. Стоять следующим образом: сидя на пятках и широко расставив колени, держа спину прямо и расправив плечи. Руки держать по бокам, отведя их назад насколько возможно. Цепь ваших наручников должна плотно облегать талию». Я пришла к выводу, что наш «инструктаж», теперь, когда мы были поставлены «куда и как» требовалось похитителям, начался.

Вдоль нашей колонны прошли мужчины, то тут, то там подправляя позы девушек. Когда один из них приблизился ко мне, я насколько смогла, и насколько позволила длина цепи, присоединённой к стальным браслетам наручников, отодвинула руки назад, почувствовав, как звенья цепи глубоко вжались в мою плоть. Колени я расставила настолько широко, насколько у меня получилось.

— Молодец, — бросил мужчина и продолжил двигаться в конец колонны.

Через некоторое время мы все оказались в требуемых мужчинами позах. И тогда они снова заговорили на разных языках. Я услышала следующую фразу: «Ваши головы склонены в подчинении. Ваши животы под цепью».

Голову я, конечно, не поднимала. На это мне не было дано разрешения. Как и все мы, я смотрела в пол перед собой. Цепь так туго прижималась к моей талии, что на коже должны были остаться глубокие отпечатки её звеньев. Как они мне и сказали, мой живот был под цепью. Интересно, что бы это могло означать?

На некоторое время нас оставили в покое, в таком положении, стоящими на коленях, и скованными друг с дружкой цепью за шеи. Мужчины удалились, насколько я поняла в конец колонны. Теперь их голоса доносились до меня откуда-то сзади, из глубины коридора. Судя по звуку, они стояли примерно в нескольких ярдах от меня, возможно, в самом конце коридора. Я могла расслышать их разговор, но мужчины говорили на своём собственном языке. Однако, каким бы ни был этот язык, я так и не смогла отнести его к какой-либо из известных мне языковых групп, настолько незнакомым он казался мне в целом. Тем не менее, время от времени, в их разговоре, как мне казалось, я различала, то одно знакомое по звучанию слово, то другое.

Я стояла на коленях, стараясь точно выдерживать ту позу, принять которую, мне было приказано, то есть, опустив голову и туго прижимая цепь к своей талии. Это округлило и подчеркнуло мой живот, словно привлекая к нему внимание. Вот мой живот, такой округлый и мягкий, а вот цепь, твёрдая и стальная, его опоясывающая, чьи звенья нагрелись теплом моего собственного тела, но, несмотря на то, что моя плоть грела эти стальные кольца они так и оставались несгибаемыми и безжалостными. Мой живот, как мне и сказали, был под цепью.

Я не смела, ни шевелиться, ни хотя бы на миллиметр изменить позу. Что же это могло означать, что мой живот был под цепью?

Конечно, чуть позже я познакомилась с такими позами и фразами, и для меня не осталось никаких тайн касательно их значения, но в то время, когда это всё происходило впервые, и мы практически ничего не знали, это было довольно пугающие. Но что напугало меня больше всего, это то, что они заставили меня ощутить. И дело было даже не в том, что в них я почувствовала себя глубоко потрясённой и возбуждённой. Важнее было то, что в них я внезапно, беспомощно и уязвимо, ощутила некую правильность. Я вдруг осознала, что в некотором смысле принадлежала им. Но это совершенно противоречило всему, к чему я привыкла, чему меня учили, моему воспитанию, образу жизни, образованию, социальной среде. Могло ли всё это оказаться неправильным?

Например, если вернуться к той позиции, принять которую нам приказали. Спору нет, это, конечно, смотрелось прекрасно. В этом у меня не было ни малейшего сомнения. Но необходимо понимать, сколько всего здесь было вовлечено помимо эстетики. Это была не просто линия из пятидесяти или около того обнажённых женщин, каждая из которых была выставлена напоказ в этом положении, превосходно и бескомпромиссно надо заметить выставлена, но в это была вовлечена куда более глубокая значимость. Например, можно просто рассмотреть некоторые аспекты нашей позиции. То, что наши плечи должны были быть расправлены, конечно, подчеркивало линии наших фигур. Это привлекало к нам внимание, к каждой в отдельности и ко всем вместе, к уникальности, особенности и красоте нашей природы, намекало на то, что это не только не должно быть спрятано, отвержено или предано, но должно быть открыто признано и даже прославлено. Мы должны быть непримиримо теми, кто мы есть. Несомненно, нет нужды расписывать символизм собственно стояния на коленях, он и так очевиден. Точно также, ну может быть, по крайней мере, после некоторого размышления становится ясен и символизм разведения наших коленей, который недвусмысленно говорит о том, кто мы такие. Однако в то время я ещё не была полностью осведомлена об этом. Я знала только то, что чувствовала себя ужасно уязвимой. Конечно, эта поза ясно даёт нам понять нашу уязвимость. Мне казалось, что мои собственные бёдра словно пылали от такой демонстрации. Возможно, если бы кому-нибудь пришла в голову мысль в этот момент дотронуться до меня кончиком пальца, думаю, что я бы закричала. Впрочем, существует множество самых разных способов стоять на коленях, и у каждого из них есть множество значений.