Свидетельство - страница 21

— Хорошо написано. Коротко и обо всем. — И наконец улыбнулся. — Полезно иметь друзей-писателей. Только вот подпись… Достаточно будет: «Венгерский фронт», а чуть ниже — «Профсоюз служащих частных предприятий». Как на остальных… Да, вот еще что: листовка нового студенческого союза готова. Передай это твоему связному. Когда вы с ним встречаетесь?

— Сегодня вечером.

— А то это дело срочное. Завтра вечером в шесть можно будет забрать пакеты на улице Кёзрактар. Желательно, чтобы прислали тех же ребят, что и в прошлый раз.

Окно в каморке было узенькое, в одну створку; оно выходило на внутренний двор и было сейчас закрыто листом черной светомаскировочной бумаги. У самого окна стояла кровать, подле нее столик, чуть дальше, напротив двери, — дешевый некрашеный шкаф. На гвозде, вбитом в него сбоку, висело сильно поношенное мужское пальто с трехцветной повязкой на рукаве; из кармана выглядывала кокарда военной пилотки.

Гость расстегнул пальто, размотал шарф. Он оказался совсем еще молоденьким парнишкой лет двадцати.

У него были черные вьющиеся волосы, смугловатое, несмотря на бледность, лицо и нервные руки — длинные и костлявые.

— Больше ничего? — вопросительно посмотрел он на Сечи.

— Нет, как же! — возразил тот и, заглянув под кровать, вытащил оттуда завернутую в газету пачку. — Двадцать солдатских книжек. На первой странице поставлена печать, все остальное нужно сделать самим, и подписи тоже. Береги их! Больше мне вряд ли удастся достать. Похоже, что рвутся мои связи.

— Как так?

Не слышал канонады? Как мы ни тянули, а работа на складе пришла к концу. Две наших роты уже перебросили в Вечеш. На строительство укреплений. Завтра или послезавтра и до нас, может статься, черед дойдет. Оттуда нам едва ли станут давать увольнительные. Одним словом, возможно, мне придется на время выключиться из работы. Ходят и такие слухи, будто нас вообще отправят в Комаром. Тогда мне нужно будет бежать… Для того я и вызвал тебя сюда, чтобы жена моя тебя узнала, если понадобится. Словом, она будет в курсе, что со мной и где меня искать.

Сечи поднялся, протянул руку. Поднялся и гость. Застегивая пальто, спросил:

— А я? Что мне делать? Все рассыпались — кто куда.

— Работай, как работал, — в студенческом союзе.

— Но ведь у меня есть и другие связи. И кто будет теперь руководить нами?

— Ты же сам знаешь, какой держать курс!

— Рассыпались мы во все стороны, кто куда.

— Тем увереннее сможем работать! — желая приободрить юношу возразил Сечи, однако в тоне его не было уверенности. — Ну, ладно, сервус[18]. Иди, а то дворник почует здесь что-то неладное…

Однако Денеш-Данч не трогался с места.

— Послушай, товарищ Сечи… надо бы что-нибудь такое с оружием в руках предпринять, а?.. Мало всего этого, что мы сейчас делаем! У меня, например, даже пистолетишка завалящего нет. А шкурой мы так и этак рискуем… Так пусть бы хоть пистолет был в кармане…

Сечи задумался.

— Иногда это хорошо, а иногда — верный провал. Я, например, тоже не ношу при себе оружия.

Юноша в нерешительности стоял у двери, положив руку на скобку. Знал, что нужно уходить, и не мог: может, это их последний разговор!

— Товарищ Сечи, — снова начал он, и голос его дрогнул. — Стыдно об этом как-то говорить… Да только кому же еще, кроме тебя, я могу это сказать? Не знаю, что ты обо мне после этого будешь думать… — Он нервно передернул плечами и уже твердым голосом проговорил: — Я не из робкого десятка… Честное слово… И все же, когда ночью возле моего дома машина останавливается, я сразу просыпаюсь: на этот раз, мол, за мной!.. И так начинает у меня сердце стучать, что я и улежать больше не могу. Сто раз, не меньше, думал-передумывал — где бы можно было спрятаться. Живу я на четвертом этаже. Окно из ванной во внутренний дворик выходит. Я уже и решетку из него вынул, замазку снял, чтобы в любой момент можно было стекло выставить. Думал, стоя на подоконнике, пережду, пока обыск кончится. По-детски, конечно, все это… — Глаза его снова глядели печально. Он снял руку с дверной скобки и шагнул обратно в комнату. — Вот какие у меня мысли иногда… а еще… уж и не знаю, как рассказать об этом… Сколько раз, например, я представлял себе свою собственную смертную казнь. Не вообще, а — шаг за шагом, все до мельчайших деталей. Как веревка сдавливает шею или как пуля… Пробовал не думать об этом и — не могу, понимаешь?.. Вот чувствую веревку на руках за спиной — и все тут… Или холодное дуло пистолета на затылке… И гестаповца, как он по-немецки с другим что-нибудь о самых обычных делах своих говорит, и товарищей своих вижу, которых они передо мной прикончили…