Свидетельство - страница 57

Разумеется, Ласло сослался на него. Правда, как потом выяснилось, он и сам хорошо знал Сакаи — неизменного распорядителя партийных дней, — только по имени его не помнил. Сакаи был уже стар, его заросшие седоватой щетиной впалые щеки были изрезаны морщинами, такими глубокими, что ни один парикмахер не мог выбрить его дочиста.

Сакаи взялся выполнять просьбу Ласло с такой готовностью, даже радостью, что Ласло решился переступить границы полученного поручения. Они поговорили немного о военной обстановке, о политике, о настроениях в типографии. Наконец Ласло прямо спросил, как повели бы себя печатники, если бы в городе начались беспорядки или, скажем, вооруженное восстание против нилашистов.

Сакаи, свинцово-бледный, с поредевшими зубами — профессиональная болезнь, — весело сверкнул глазами, но тут же задумался, желая ответить пообстоятельней, и сразу померк:

— Эх, товарищ! Если бы и впрямь уже началось что-то… А у нас — что ж… у нас ведь как рабочий класс рассуждает: «Русские уже в Венгрии, так зачем мне морду под кулаки подставлять…» Ждать-то их все ждут. Вернее — почти все. Конечно, кто человеком остался… эти очень ждут… А вот чтобы и самим подмогнуть… Лучших-то людей у нас кого позабирали, кого в армию призвали… Лучших ребят… Но человек двадцать — тридцать и сейчас наберется, таких, что готовы пойти на баррикады. Потому как пора уже, ох как пора… А я всегда говорил, еще с девятнадцатого года: без баррикад нет революции, а без революции нет социализма. Может, конечно, русские теперь за нас сделают нам революцию. Вернут старый должок, еще с девятнадцатого, когда мы им помогли. Так вот и «получится: после первой мировой — русская революция, после второй — общеевропейская, а там дойдет черед и до мировой революции…

Ласло готов был хоть до вечера слушать рассуждения старого печатника. Но в восемь часов у него собирались друзья, и он поспешил домой.

Пакаи и Миклош Сигети, выслушав рассказ Ласло о том, как схватили Денеша, сперва будто онемели. Потом Миклош порывисто выпалил:

— Мы не можем это так оставить! И вот увидите: не оставим. Выручим! Теперь у нас уже не какая-нибудь сотня людей. Весь город кипит, все готовятся к восстанию. В нашей роте уже открыто говорят…

— В том-то и дело, что открыто! — перебил его Ласло. — Был у меня сегодня один человек… Так вот он правильно сказал: слишком много болтовни вокруг этого… это никуда не годится… Они-то ведь тоже не дураки…

— Нет, конечно. Но что они могут сделать? Ведь это как лавина, ей только начаться! — Миклош забегал по комнате, взволнованно тыча кулаком в воздух. — Как лавина… она сметет весь мусор… всю грязь!

— Солдаты нужны! Подобраться бы как-то к армии…

— Будет! — вскричал Пакаи и тут же испуганно перешел на шепот. — Город кишит беглыми солдатами, офицерами, всеми, кто правдами и неправдами увиливает от фронта. Все они только сигнала ждут. С тех пор как русские форсировали Дунай, венгерское офицерство по-другому смотрит на вещи. За исключением нескольких озверевших нилашистов, их всех можно повернуть против немцев. У меня есть уже контакт с одной офицерской группой…

Миклош стоял взволнованный, Ласло тоже вскочил на ноги. Бела тут же рассказал, что два дня назад ходил к Франку за ручными гранатами и там встретил того парня, которого они в прошлый раз снабдили солдатской книжкой.

— Книжкой бедняги Лаци!..

— Да. Но и этот парень — тоже наш человек! Он дал мне адрес, где я могу встретиться с офицерами. Среди них многие по сей день в кадрах. Вы понимаете? У них же связи вплоть до генштаба! Вы знаете, как тесно держится друг за друга вся эта офицерская клика! Завтра я переговорю с ними.

— А не влипнешь?

— Да ну вас к черту! Мне уже опостылела эта вечная сверхосторожность. Только время дорогое теряем. Подумайте лучше о Лаци и об остальных! Нет, я обязательно пойду! Каснар — слышали, конечно, про такого? — нилашистский журналист, но даже он с нами заодно! А уж если нилашист почуял, откуда дует ветер, это что-нибудь да значит! Понимаете теперь, какой это момент?

Но прошел день, прошел и другой в томительном и бесплодном ожидании. Друзья не виделись друг с другом. На третий день появился Пакаи и сообщил, что ему удалось встретиться с офицерами, что это вполне серьезная организация, но они ждут, пока нити связей протянутся еще дальше… А затем снова и день и другой — и ничего нового о Денеше. Воодушевление испарялось, уступая место тревоге, напряженному волнению, депрессии. Словно похмелье после веселой пирушки. И тяжелые, бессонные ночи в полном отчаяния одиночестве.