Свинья - страница 24
— Продолжай снимать, парень, мы еще не закончили.
Не закончили? — пришла ошеломленная мысль. Что еще вы можете с ней сделать?
Вскоре Леонард это выяснил: Рокко обезглавил женщину двенадцатидюймовой пилой. Зубы Леонарда скрипели от устойчивого чавкающего шума разрывающихся хрящей. Затем Наклс прижег контуры остальных отрезанных частей ее тела.
Не существовало зловония хуже теперешнего. Сгоревшие волосы, сожженная плоть, дерьмо, моча и смертельный пот. Леонард мог дышать только через вздрагивающие приступы икоты, пытаясь изо всех сил держать камеру под нужным углом.
— Последний кадр, парень, — проинструктировал Рокко. — Сделай хороший крупный план.
Рокко отсоединил ремешок и вытащил шарик изо рта, затем, сняв штаны до середины бедра, сел на металлический стул. Сначала казалось, что он просто поставил скальпированную голову на колени, но через мгновение ключевая деталь стала очевидной. Рокко вставил свой член во вход пищевода, где ее шея была разорвана, а затем…
— Аххх, — проговорил Рокко. — Как тебе такое, Ваша Честь?
…он снова начал мочился, только теперь моча хлестала из уст мертвой девушки. Леонард выкрутил зум для близкой съёмки, а затем отступил назад для финального изображения: Ричард Никсон ссыт изо рта отрубленной головы.
— Хорошо, можешь монтировать, парень. Хорошая работа. — Когда Леонард выключил камеру, Рокко отшвырнул голову, натянул штаны и стащил маску Никсона. — Мы вернемся завтра, — сказал он, разгоняя рукой зловоние. — Окончательная версия должна быть готова к тиражированию. Мы хотим, как можно скорее, отправить это судье.
— Э-э, хорошо, — подтвердил Леонард.
Рокко и Наклс ушли, по крайней мере, оставив Леонарда с гордостью осознавать, что он только что сделал свой первый официальный снафф-фильм.
Позже, когда фильм был в редакторе, он закопал тело и голову на заднем дворе. Там же он закопал загаженную пленку.
Комната, тем не менее, будет продолжать вонять еще в течение нескольких недель.
Леонард предполагал, что вышеупомянутое представляет собой пик его кинопроизводства для «Клана». Редкие другие «спешлы» казались банальными по сравнению с этим. Хотя были и другие «специальные предложения». Иногда Рокко приводил бомжей, бездомных мужчин — «чудиков», как он их называл. Леонард снимал этих несчастных людей, поскольку еще более несчастным Сисси и Подснежнику было приказано выполнять «отсос» членам, которые явно не мылись годами или даже десятилетиями. Обвисшие, зараженные клещами мошонки источали зловоние, которое даже Леонард унюхивал на полпути через всю комнату. A язвы, герпес и загруженные смегмой крайние плоти не были оправданием для отказа.
— Давай, малышка, — приказал Рокко Сисси, однажды наблюдая за процессом. — Маленький подзалупный творожок не повредит тебе. Черт, я должен был привезти немного «Ritz»![40]
Рокко и Наклс заржали.
Однажды они притащили болтливого, надушенного мулата лет 50-ти, по прозвищу «Додик». Додик говорил с женским оттенком английского акцента и был очень уравновешенным. Он осуществлял бухгалтерский учёт отмыва денег гарлемских рэкетиров, от которых у преступного клана Винчетти была одна треть. Он всегда носил свободный костюм из выдубленной кожи с шоколадно-коричневой шелковой рубашкой, воротником наружу. Но передняя часть его штанов казалась… чем-то набитой.
Леонард увидел чем, когда Додик снял штаны.
— Разве это не что-то с чем-то, приятель? — заметил Рокко, улыбаясь ему в глаза.
Додик имел очень редкую болезнь — синдром, известный как эндогениталит с результирующим «встречным гипогонадизмом». Неравномерность гипофиза в сочетании с неспособностью регулировать метаболиты оксида цинка с младенчества до подросткового возраста вызывала этот странный недуг, который поражает только одного из десяти миллионов. Девяносто процентов всех мужских пациентов умерли, не достигнув одиннадцати лет; то же самое с девяносто девятью процентами женщин. То, что влечет за собой синдром — это гиперускорение роста половых органов. Они, по сути, никогда не перестают расти.
Следовательно, Додик был редким выжившим. К 50-ти годам синдром превратил его член и гонады