Свирепые калеки - страница 8

– Но… но мне казалось, что Моряк родом из Бразилии. Он же бразильский попугай. А я еду в Перу.

– Хватит говорить со мной так, словно я из ума выжила. Бразилия, Перу – джунгли Амазонки, они джунгли Амазонки и есть. Птицы и звери государственных границ не признают. Они не настолько глупы.

– О'кей, но я-то не еду ни в какие джунгли. Я еду в Лиму. – Свиттерс усиленно изображал беззаботность, отчего голос его звучал невнятно и приглушенно. – Лима – это на побережье. А вокруг – пустыня. До Амазонки сотни и сотни километров. – Он обернулся к клетке. Моряк терзал виноградную гроздь, но голову склонил набок, уставив один блестящий глаз на Свиттерса, как если бы птица заметила его неадекватное состояние. – Извини, птичка, извини, старина, если ты надеешься упорхнуть домой в изумрудные леса, придется тебе подождать сезонных скидок на авиаперелеты.

Маэстру его слова не позабавили и не разубедили.

– Твой тон меня разочаровал, – промолвила она. Зрачки Свиттерсовых яростных, гипнотических зеленых глаз расширились и походили на горелки кукольной плиты. Однако старуха глядела в них, не робея. – Ненадолго отклониться от маршрута – вот и все, о чем я прошу. Возможно, это и означает лишнюю дырочку в твоей дорожной карте, но тебе придется на это пойти – ради меня.

– О нет. Нет и еще раз нет. Для меня любое «ненадолго» – это века. Если я не уберусь из Южной Америки за сорок восемь часов, я откажусь тем самым от всех надежд на грядущее счастье. Не могу, Маэстра. Это тяжкое испытание; ты просишь слишком многого.

Старуха свела испещренные старческими пятнами ладони с таким резким звуком, что попугай вздрогнул и замахал крыльями.

– В таком случае я уже не прошу. Я требую.

Свиттерс широко ухмыльнулся. В тот момент он любил весь мир, включая Южную Америку и требовательную старуху-матриарха, но позволять собой манипулировать отнюдь не собирался.

– Ты забываешь, что я – единственный член нашей семьи, которого тебе никогда не удавалось запугать или взять под контроль. Вот поэтому ты во мне и души не чаешь. Так что можешь…

– Хе! Я тебя терплю до того предела, до которого и впрямь терплю, потому что ты – единственный из нас, у которого всегда найдется в рукаве карта-другая. В данном случае, боюсь, твои же фокусы тебя и погубят. – Она выдержала недолгую паузу для вящего эффекта. – Знай, дружок, так уж вышло, что у меня тут в отдельной директории собраны все электронные любовные записочки, что ты слал Сюзи за последние шесть месяцев.

– Быть того не может! – уверенно выпалил Свиттерс, хотя некий внутренний голос подсказывал, что старуха не блефует.

– Спорим? – Маэстра направилась прямиком к тому из двух компьютеров, что поменьше и постарее, Mac Performa 6115, и через пару минут уже вывела на экран текст. – Ага, вот, датировано тридцатым сентября. Хм-хм… Зачитываю дословно: «Мечтаю поприветствовать твою дельту, как петух приветствует зарю».

– Ох, Боже ты мой. – Покраснев до корней волос, Свиттерс тяжело рухнул на стул и тихонько замурлыкал «Пришлите клоунов».

В последующей дискуссии с уст Свиттерса то и дело срывалось слово «шантаж». Он произносил его без обиды, Маэстра отвечала без чувства вины.

– Просто не верится, что моя родная бабушка опустилась до шантажа. – Свиттерс встряхнул темно-русыми локонами. Он был уязвлен в самое сердце.

– Никто другой тоже не поверил бы. Но как не поверить омерзительным доказательствам Сюзиной электронной почты? Спрашиваю тебя еще раз: хочешь ли ты, чтобы твоя матушка и отчим прочли эти письма? А твое начальство в Виргинии? Ты хорошенько подумай.

– Шантаж гнуснейший. Каламбур – случаен.

– Шантаж, да, но во имя благородной цели. Не принимай близко к сердцу. И, знаешь ли, я тут размышляла, не изменить ли мне завещание. Скорее всего клубу «Сьерра» коттеджик на Снокуалми все равно ни к чему, так что я подумывала – подумывала, не больше! – не оставить ли его тебе.

– Я…

– Цыц. Молчи и слушай. А мой Матисс, от которого ты всегда был в телячьем восторге? На данный момент он предназначается художественному музею в Сиэтле, однако меня нетрудно убедить оставить его в семье. Если, например, Моряк будет выпущен на волю и на душе у меня станет спокойно.