Свобода от совести - страница 6

Это было обычное лето. Неделями стояло вёдро, которое сменялось коротким или обложным проливнем, потом вновь светило солнце. Природа благоухала и радовалась перегорающим алым зорям, которые в те дни едва не переходили одна в другую – вечерняя в утреннюю.

Вернувшись после университетской сессии к родному пепелищу, я обрёл безмятежность, зная, что любые проблемы по домашнему хозяйству не обернутся для меня тягостью. С детства выросшему в труде, мне всё было по плечу, а самая ответственная работа приступившего сезона, заготовка дров, не предвещала большого физического напряжения, потому что отец, несмотря на моё заблаговременное предупреждение – выписать к моему приезду делянку, но никого не подпускать к ней, потому что работа в лесу для меня – величайшее удовольствие, – всё сделал по-своему. Пользуясь каким-то случаем, он купил недорого две машины отличных берёзовых уже распиленных дров у заезжих шабашников. Оставалось расколоть их. И я предвкушал хотя бы это, в прямом смысле наслаждение.

У меня не было строгого распорядка дня, и всё шло, как это нередко водится в  сельской действительности, самотёком, что не означало праздности. Уже через день сложенный вдоль садовой оградки штабель берёзовых чурбаков осел до последнего ряда, а возле него выросла высокая куча поленьев.

Вечерами, потрафливая матушке, я играл с ней в дурачки до часа, пока она не соловела взглядом и не начинала посматривать на часы.

– Ладно, сынок, оставим немножко и на завтра, – говорила она, зевая. – Может, чайку подогреть?

В один из таких вечеров раздался телефонный звонок.

– Кто бы это мог так поздно? – размышляя вслух, сняла трубку моя полуночная визави.

Звонила её племянница, моя двоюродная сестра, из деревни, что затерялась в лесистом башкирском межгорье в стороне от большака. Оставшаяся после развода с мужем одна с троими малолетними сыновьями и престарелой матерью, она сама исполняла всю мужскую работу, круглый год не зная отдыха. Её неожиданная просьба предоставляла мне, райцентровскому, то есть человеку не совсем уж от сохи, редчайшую возможность испытать пастушеский жребий. Деревенское стадо, как иногда практикуется в наших краях, хозяева пасут поочерёдно. Сестре же моей по известной лишь ей одной причине – взаимозачёты старых долгов меж соседями, предположение грядущего сотрудничества – предстояло посвятить бурёнушкам неделю. Невольно вспомнив златокудрого Аполлона, который, отмаливая грех, семь лет пас стада царя Адмета, я предвкушал незабываемые впечатления от семидневного пастушества. В нетерпении, чтобы не упустить ни одного дня редчайшей стези, я в ту же ночь пешком, напрямик через горы, к удивлению сестры добрался до деревни.

И вот он «первый блин». В погонычах у меня старший из подлетков племянников, а его мать помогла прогнать стадо лишь за околицу, успокоившись сама, тем самым успокоив и меня. Только с наступлением дня должна была подойти ребятня – дружина племянника, средь которой он утвердился закопёрщиком в их ежедневных хороводах. Так что я готов был стойко перенести неожиданности того дебюта, о которых имел лишь смутное представление.

Порекомендованная сестрой толока – затравеневшее паровое поле – оказалась уже выбита в минувшие дни, и я даже неопытным взглядом определил её малопригодность для пастьбы. Племянник, изображавший из себя записного пастуха, указал кнутовищем в сторону видневшегося в версте–двух облесённого острова, подступ к которому, невидимая от нас ляда, по его словам, была богата травой.  Но, как выяснилось, пройденный этап был всего лишь проминкой перед следующим. Маршрут нашего стада дальше пролегал мимо кукурузного поля. И ладно к этому времени к нам неожиданно подоспела та упоминавшаяся дружина, кто с кнутом, кто с холудиной в руке.

Коровы, теперь я знаю, бывают трёх категорий: дисциплинированные, не очень и сущие оторвы. Козы и овцы словно бы равнодушны к кукурузе. А эти, последние в моем классификационном табеле, лишь стадо поравнялось с полем, ринулись к нему. Те, что «не очень», ринувшись вслед, однако, получая по хребтине, возвращались к своим дисциплинированным товаркам. Но не такова оторва. Она, торопливо хватая зелёную листву, идёт в глубь поля, неся на рогах вырванные с корнями стебли кукурузы. Лишь обогнав, кнутом по морде можно заставить ее уйти от сочного обилия.