Свободный Охотник - страница 20
– Ты рассуждаешь, как будто мы и живем в этой стране, – сказал я ему.
– Не живем, так будем жить, – пообещал он. – Куда денемся?
– Тебе бы писателем быть, – сказал тогда я. – Фантастом.
До сих пор не знаю, поддержать я его думал или обидеть…
Никогда ему не быть писателем! Не приспособлен он для дел, требующих от умного человека постоянно подстраиваться под всех остальных. Фантазируй, не фантазируй, но кто тебя сможет понять, если даже нумерацию глав ты захочешь давать в восьмеричной системе счисления? Ведь за главой под номером 7 в его ненаписанном романе, конечно же, последовала бы глава 10 – и никакая иная…
CONTINUE
10.
…Вопросы сушат рты, впрыскивают в сердца яд, мечутся под нависающим куполом, сплетаясь в один змеиный клубок.
– Как же они смогли сопротивляться?
– Кто?
– Они, из гипархата Узора. Успели даже смерть-волну раскрутить… Ужас. По-моему, это невозможно, я же сама в учебной комнате слышала, еще когда маленькая была, что аннигиляционные генераторы работают слишком медленно…
– Да, Хозяюшка, да. Скорость позитронной эмиссии составляет не более двух условных сфер за тысячную. А Первая Атака, оказывается, длилась всего ноль-семьсот тире ноль-восемьсот. Ты молодец, хорошо учишься. Я тоже не понимаю, как инженеры из гипархата Узора успели накопить аннигиляционную волну, достаточную для таких взрывов.
– Вдруг изобрели что-нибудь?
– В Галактике две сотни Единиц ничего не изобретали, с самого распада Управления. Скорее всего, гипархат Узора начал подготовку к отражению атаки заранее. Судя по рисунку боя, их гвардия была приведена в состояние боевой готовности. Наверное, разведка сработала четко, засекла передвижение странных армий на дальних подступах.
– Наверное.
– В общем – хватит. С Первой Атакой закончили, не могу больше. Шла бы ты, помощи от тебя все равно никакой.
– Ну подожди, ну почему! Не выключай свет…
Одинокий воин по прежнему хмур, скучен и спокоен. Рядом с ним лежит девочка – она еще не научилась сохранять спокойствие всегда и всюду. Она вскакивает и снова ложится, пробираемая то ли лихорадкой, то ли жгучими вопросами.
– Ладно, давай поговорим, – он неожиданно привстает. – Есть еще кое-какая неясность, малышка. Осталась от нашего с тобой предыдущего разговора, не дает мне расслабиться. Помнишь, я тогда сказал, что ты мне наврала и что-то скрываешь?
– Ничего страшного, ты же извинился.
– Я извинился? Не пожалеть бы об этом. Почему твоя мать после бегства из воюющего гипархата Пустоты не отправилась сразу же сюда, в родовой санаторий?
– Не знаю…
– Может, боялась, что звероиды вытащат секретную Нить маршрута и найдут вас?
– Может. Честное слово, она ничего такого не говорила.
– Но много позже она все-таки спрятала здесь свою дочь, не побоялась.
– Ну, пристал! А ты сам-то, сам до сих пор не рассказал, как на самом деле сюда попал!
– Я рассказал.
– Да уж, помню. «Брел, брел, и случайно забрел». Наоборот, это ты врешь и что-то скрываешь.
– Хозяйке базы нужны рекомендательные записи? Понимаю, иначе гостя выгонят вон.
Нет, вовсе не спокоен одинокий воин. Он разочарован, едва ли не в отчаянии. Он ведь надеялся – на удачу, на опыт, на помощь своей подруги.
– Да! Я здесь хозяйка! – гневно взвивается она. – И нечего хихикать!
– Мы вспоминаем о твоей матери, не отвлекайся. Чтобы объяснить ее нелогичное поведение, приходится предположить, что эта база вовсе не принадлежала твоему отцу, как ты меня уверяешь. Вероятно, жена гипа боялась совсем другого – что укромное местечко занято настоящим хозяином, и решилась воспользоваться им лишь от безвыходности, желая любым способом спасти дочь. Я прав или нет?
Под куполом – молчание. Очевидно, жгучие вопросы внезапно кончились. Девочка стоит, опустив голову, и сосредоточенно разглядывает свои руки – будто вытек воздух, который только что распирал ее щеки и грудь.
– В чем дело? – обрывает паузу Свободный Охотник. – Ты слушала меня или нет?
– Я… – вымучивает дочь гипа.
– Что?
– Я думаю, мама любила его, но он погиб, и ей было тяжело… из-за памяти о нем…
– Ты думаешь, она не прилетала сюда из-за воспоминаний о своем муже? – глухо уточняет Свободный Охотник. Голос его на мгновение слабеет. – О своем муже и твоем отце? – голос его ломает странная тоска.