Своенравная Мелани - страница 26

– Ты ведь помнишь, что произошло в бассейне, не так ли? – перебил ее Клей. – Я познакомился с тобой настолько хорошо, что, боюсь, мне придется передать дело или лишиться звания адвоката.

Мелани густо покраснела.

– Ты неправильно меня понял, – оправдывалась она. – Я знаю, мы оба... понимаем, что этого не было и никогда не могло бы...

Мелани нервно заерзала, и он убедился, что она помнила все.

Клей подошел к девушке поближе и положил руку ей на плечо.

– Я тебя правильно понял, Мел. И, поверь, я еще ничего не решил. Кстати, ты уже успела несколько изменить мое мнение. – Клей улыбнулся. – Надеюсь, у нас появится немного времени для разговора, пока не будет Ника.

Мелани улыбнулась в ответ.

– Знаешь, я могла бы помочь тебе с картами, – предложила она. – Я всегда хотела разобраться в них получше, но дядя не любил, чтобы его отвлекали во время работы.

К глубокому удивлению Мелани, их вечера за работой в библиотеке превратились в приятное занятие. Каждый вечер, как только Клей возвращался с работы, они съедали приготовленный миссис Хиллиард ужин, а затем с чашками кофе направлялись в библиотеку. Там они весело болтали еще с полчаса и только после этого принимались за дело.

На первых порах Мелани держалась очень скованно, постоянно обуздывая себя. Лед в их отношениях в первый же день разбил Коперникус. Весь вечер попугай раскачивался на своей жерди вниз головой на одной лапке и постоянно призывал полюбоваться собой.

Вскоре, одуревший от внимания к своей персоне, он потерял равновесие и со всего размаху шлепнулся на дно клетки. Когда Мелани и Клей разразились смехом, птица покрыла их отборной нецензурной бранью, а потом начала длинно и непонятно болтать разную чепуху.

Это веселило молодых людей и создавало непринужденную атмосферу.

Вскоре Мелани начала вести себя с Клеем так, словно знала его сто лет. Ник был в лагере уже две недели – половину срока, и Мелани не могла поверить в это чудо.

– Ужасно по нему скучаю, – поделилась она с Клеем как-то вечером. – Но, по крайней мере, не надо переживать за него каждый день! А когда я нашла припрятанную им в летнем домике бутылку джина, я так разволновалась!

Интересно, что он думает о той ночи? Мелани наблюдала за Клеем из-под прикрытых ресниц. За последние две недели молодые люди успели поговорить о многом – от спаржи до жизни после смерти. Но никогда не касались этой темы.

– Знаешь, я хочу извиниться перед тобой за ту ночь, – сказала она, стараясь сохранять спокойствие.

Она понимала, что рано или поздно им придется об этом поговорить. Лучше уж раньше. Нужно быть храброй и зрелой... Господи, ведь об этом мечтал дядя, ужаснулась Мелани своей мысли.

– Я плохо что помню, но уверена, что я была... – девушка посмотрела на него несчастными глазами, – понимаешь, я в какой-то степени себя навязывала. И за это мне нет прощения! Все, что я могу сказать в свое оправдание, – это то, что я не алкоголичка.

– Я так и подумал, – весело сказал Клей. Одной бутылки джина оказалось бы явно недостаточно для осуществления твоих намерений.

Мелани едва не поцеловала Клея за то, что он так легко все это воспринял.

– В любом случае мне очень жаль. Давай обо всем забудем и продолжим работу.

– Я тоже надеялся, что мне удастся все забыть, – сказал он. – Но должен тебе признаться, что это совсем не так просто.

Мелани вспыхнула:

– Неужели все было настолько ужасно?

– Нет, – пробормотал он, – настолько здорово.

Мелани почувствовала, как лицо ее предательски заливается краской.

Она судорожно пыталась найти какой-нибудь остроумный ответ, чтобы не омрачить их заново выстроенные непринужденные отношения. Но на ум ничего не приходило. Казалось, их двухнедельная дружба снова дала трещину. Опять возникла эта напряженная атмосфера.

– Здорово, – отозвалась она, – но неуместно. И никогда больше не повторится.

– Только в моих мечтах, – тихо произнес Клей. – Ты понимаешь меня, Мел?

Она кивнула. Конечно, она понимала. Их отношения носили чисто деловой характер, и он не имел права переступать некую черту, соблюдая профессиональную этику.

Скорее всего, дядя был прав, считая ее безнадежно незрелой.