Своенравная Мелани - страница 41

стр.

Между страничками книги хранился лист бумаги, где Джошуа написал сонет Шекспира и его перевод на болгарский, одну-единственную строчку из которого выучил Коперникус... Больше никаких объяснений, конечно, Мелани горько улыбнулась. Объяснять? Нет. Это было не в стиле Джошуа Браунинга.

И все же, прочитав весь сонет, Мелани удалось понять, что хотел сказать дядя.

Вероятно, он знал, что никогда не был к ней добр. Не давал ей ни тепла, ни любви, в которой она так отчаянно нуждалась. Джошуа вообще всегда был против детей в доме, и все же их на него повесили. Особенно раздражала его девочка, он никогда ее не понимал, часто обижал, и наконец она, не выдержав, сбежала.

Это послание каким-то образом отражало его чувства и дало Мелани возможность лучше узнать этого упрямого старика. Может быть, он понял причины ее побега и был готов принять вину на себя. Вероятно, еще он хотел сказать, что скучает по ней...

Мелани залилась слезами, пытаясь представить Джошуа, одиноко сидящего по ночам в библиотеке с фотографией в руках и терпеливо обучающего птицу одной-единственной строчке на непонятном языке только для того, чтобы никто ничего не понял.

Он бы не вынес жалости и не позволил бы заподозрить, что сам Джошуа Браунинг сожалеет о содеянном...

Немного успокоившись, Мелани поцеловала кончики пальцев и коснулась ими маленького свернутого листочка бумаги. Захлопнув книгу, девушка встала и начала не спеша расстегивать пуговицы на своем платье.

– Я готова, – просто сказала она.

Мисс Дэвид не заставила себя ждать и поспешила к Мелани, держа в руках замечательный свадебный наряд.

– Очень хорошо, очень хорошо, – заботливо расправляя складки, приговаривала она.

Мелани стояла не шелохнувшись. Ей было неприятно разочаровывать мисс Дэвид, но она обязана сказать ей всю правду.

Появится Шейла или нет, Мелани не выйдет замуж за Теда. Она поняла это несколько мгновений назад. Ни за что на свете больше она не позволит себе даже подумать о том, чтобы выходить замуж без любви! Больше она не поступит так, как поступила, когда ей было шестнадцать. Ей хотелось просто сбежать, чтобы позлить своего дядю и заполнить пустоту в своем сердце. Теперь она не сделает этого ни ради денег, ни даже ради Ника.

Сейчас ее мучило, что хотел сказать ей Клей своим загадочным замечанием. В одном он был прав: теперь она знала о любви намного больше: настоящая любовь требует мужества. Оно у нее было. В этом Мелани не сомневалась.

Встретившись с отражением глаз мисс Дэвид в зеркале, Мелани решительно и твердо сказала:

– Прошу меня извинить, платье замечательное, но я...

В этот момент в дверь снова позвонили, и Мелани, замолчав, затаила дыхание. Она прислушалась: вот дверь открывается, раздается незнакомый женский голос, что-то с грохотом падает на пол и наконец звучит полный удивления и радости голос Теда:

– Шейла?!


Часом позже Мелани в одиночестве сидела в библиотеке. Тед и Шейла, счастливые и благодарные, наконец ушли, взявшись за руки. Мисс Дэвид пила кофе с миссис Хиллиард, а Клей, как казалось Мелани, все еще обсуждал детали делопроизводства с мистером Диллардом.

За прошедшие дни это были первые минуты покоя и умиротворения, и Мелани наслаждалась сладостной тишиной.

Она сидела на софе в позе лотоса. Свадебное платье лежало рядом. Бледный закат озарял комнату. Уходящие лучи солнца вдруг вспыхивали то на позолоченной инкрустации рабочего стола дяди Джошуа, то на позолоченных названиях дорогих роскошных изданий, то на замысловатых золотых фигурках. Все это наполняло библиотеку золотым блеском.

Впервые за долгое время Мелани смотрела на окружающее другими глазами, по достоинству оценивая великолепный дизайн. Стало больно, что она полностью оценила всю прелесть «Картушного двора» только сейчас, именно тогда, когда теряла его навсегда. Но все же она ни о чем не сожалела. Мелани никогда не привлекали высокие потолки, мраморные статуи, бронзовые рыцари, вся эта безумная роскошь «Картушного двора». Может быть, найдется кто-то, даже если не Тед, кто превратит наконец этот дом в школу, и его холодные комнаты согреет радостный детский смех.