СволочЪ - страница 10

Но чтобы вот так…

— Ты зачем этой сволочи дополнительную обойму выдал? — спросил шеф обманчиво ласковым тоном, и Ларт сначала даже не понял, о чем идет речь. А поняв — удивился. И попытался объяснить, искренне полагая, что начальник участка просто не вник в детали.

— Так когда мы к тому складу пробились, он уже весь свой заряд расстрелял!

— И что?

Шеф по-прежнему смотрел с ласковой укоризной и говорил очень мягко. Ларт занервничал.

— Ну так, а там же целая бригада была, плюс два юнита! Куда бы он против них с голыми-то руками?

— Ты идиот. — Шеф вздохнул так печально, словно умственная отсталость подчиненного разрывала его сердце до самых гланд. — Ты идиот, Ларри. А он — киборг.

Ларт снова открыл рот, но возразить не успел — шеф начал орать.

В следующие полчаса Ларри узнал много нового — как о себе самом, так и о своей родне, о чьем существовании он даже не подозревал, но чья сексуальная жизнь, если верить шефу, была достаточно интересной, разнообразной и замысловатой. А также о том, что у себя на участке шеф не намерен устраивать богадельню для извращенцев, обнимающихся с кем ни попадя, и если кому-то эти твари дороже службы — то вот планшетка, пусть пишут заявление по собственному, пока шеф такой добрый и не передумал. Хотя лучше бы их поганой метлой и с позором. Чтобы другим неповадно.

Это были короткие и почти бессвязные, но осмысленные фрагменты, которые удалось Ларту вычленить из бурных многоэтажностей шефского красноречия. Ларт же пребывал в легком ошеломлении — нет, лингвистические экскурсы в генеалогию сотрудников шеф производил постоянно, на каждом разносе, и к подобному все давно привыкли. Но быть заклейменным в качестве тайного адепта Общества Киборгофилов Ларту ранее как-то не доводилось.

Прооравшись, шеф успокоился и стал почти добродушен — это его свойство тоже было отлично известно сотрудникам. Шеф остывал точно так же быстро, как и вспыхивал, главное — переждать самый пик извержения без особого для себя ущерба и побыстрее обтечь.

— Они должны понять, что с нами так нельзя, понимаешь?! — Шеф доверительно приобнял Ларта за плечи и указал глазами на потолок, имея в виду то ли судьбу, то ли бога, то ли всесильное Управление. Сморщился, проскрипел фальцетиком, явно кого-то передразнивая: — По остаточному, понимаешь, принципу! На тебе, убоже, что нам самим не к роже! А вот хрен им. Потому что мы, понимаешь, граница! Защита и опора! Которая должна быть на замке! А какой замок, какой-накой замок, я тебя спрашиваю, когда тут такое?!. Рухлядь! Списанная! Неужели ты не понимаешь, что если эта рухлядь ни на каком таком эксе сама себя не уроет — нам же ничего нового вовек не дадут?!

Когда-то давно (восемь лет назад плюс-минус полтора года — услужливо подсказала архивная база данных, но самому Сволочу казалось, что с тех пор прошла целая вечность) он обожал шахматы и был уверен, что в мире нет игры интереснее. Венки сонетов и пятимерная математика тоже доставили немало приятных минут, но с шахматами их было не сравнить. А потом (шесть лет три месяца и двенадцать дней назад) он неожиданно для себя обнаружил, что ничуть не хуже можно играть в людей.

Точно так же, как в шахматы или формулы, где каждый знак или фигура точно знает свое место и не сможет повести себя вопреки заранее жестко заданным правилам, но при этом проявляет восхитительную вариативность, на каждом следующем шаге разворачивая новый веер возможностей в рамках магистрального коридора. Только ни цифры, ни фигурки при этом не возмущаются, не считают, что поступают так, а не иначе исключительно по собственной воли и вовсе даже не подчиняясь всеобщим логическим законам.

Нет, что ни говори, а играть в людей оказалось куда интереснее!

Несмотря на предсказуемость и легко просчитываемые матрицы поведения в том или ином случае, человек в целом оставался уравнением с куда большим количеством как известных, так и неизвестных заранее переменных, чем геометрия неевклидова подпространства или даже субкварковая астрофизика Бокенгаузе-Уоттса. Да и предсказуемость при ближайшем рассмотрении оказывалась достаточно условной — ибо в любой миг практически любой человек мог выкинуть нечто такое, что ставило в тупик самую развитую и проапгрейденную машинную логику.