Свой - страница 9

— Ну да, — пришла я, наконец, в себя. — Над пропастью во ржи. Хотя ты Сэлинджера, наверное, не читал.

— Кто эта Тома?

— Моя бывшая клиентка. Лесбиянка-универсал с гипертрофированной сексуальностью. Помогает мне в сложных случаях. Почему ты спрашиваешь?

— Как она тебе помогает?

Я не ответила. Не было смысла рассказывать этому парню, как проходит сексуальная терапия. Тома, конечно, жадная похотливая сука, но она, как и я, профи. За свои услуги возьмёт немало, моего гонорара не хватит, придётся приплачивать из собственного кармана. Плевать. Есть шанс эту дурёху вытащить, Томиной мандой выбить у неё из башки бабищу-перестарка, вправить на место мозги.

— Это неважно, милый, — сказала я. — Главное, что помочь можно.

— Кому? — Стас смотрел на меня так, будто разглядывал в лупу. — Кому именно ты помогаешь? Ковырялкам, пидорам?

Меня передёрнуло, лоб пробило испариной.

— Не говори так, — попросила я. — Пожалуйста. Я помогаю людям. Тем, кто запутался, тем, у кого менталитет не такой, как у большинства. Я удерживаю их от непоправимых поступков, от попытки сунуть в петлю башку, от намерения отрезать себе сиськи, от… Неважно: это ведь очень непросто определиться, кто ты, если окружающий мир тебе чужероден. Есть не только лесбиянки и геи, есть ещё асексуалы, пансексуалы, трансвеститы, знаешь, сколько из них заканчивают на койке в лечебнице или загибаются от передоза, потому что стремятся убежать, удрать от самих себя?

— А ты? — вдруг спросил он.

Я отшатнулась от него.

— Что — «я»?

— Ты носишь мужскую обувь. Ты сама трансвестит? Или кто?

— Милый, пожалуйста, прекрати! Я не хочу говорить на эту тему.

— Ты будешь на неё говорить.

У меня помутилось в глазах. Он тестировал меня, лез в меня, нарочито грубо и резко, подавляя моё сопротивление своей волей.

— Тебе что же, показалось, что у меня искусственная вагина? — попыталась вывернуться я.

— С этим у тебя всё в порядке. С остальным бабским тоже. А с обувью нет. Почему?

Я почувствовала, как слабеет, истончается воля. Как пробуждается, стряхивает с себя сонную одурь Виталя. Я не хотела. Я не… Только не с этим парнем, только не с ним.

— Стас, милый, — взмолилась я. — Уходи. Не спрашивай меня об этом, прошу тебя. Давай обсудим всё завтра. Завтра, хорошо? Я не хочу, не могу сейчас.

С четверть минуты он, потупившись, молчал, затем вскинул на меня взгляд.

— Тебя уже спрашивали об этом, — бросил он мне в лицо. — Кто-то до меня, верно?

Я почувствовала, будто из-под ног у меня вышибли почву. Я упала в мутную, вязкую воду, течение подхватило меня, понесло на стремнину.

— Да, — механически призналась я. — Спрашивали. Это закончилось скверно.

— Чем закончилось? — Стас резко шагнул ко мне, схватил за грудки, вздёрнул. — Чем? Говори, ну?!

— Они… они оскорбляли нас. Не помню, как.

— «Нас»? — Стас разжал руки. Я рухнула на пол, приложившись спиной о ножку стола и не почувствовав боли. — Сучка мужикастая, — процедил Стас. — Лживая курва, дрянь.

Я пробудился резко, рывком, будто меня окатили ледяной водой из ушата. Викина воля походила на лоскуты, на ошмётки, словно её измочалили, изодрали колючей проволокой. Я сгрёб эти ошмётки, зашвырнул, вымел их на задворки сознания.

Мразёныш стоял в трёх шагах от меня. Я ногтями рванул рукав Викиного халата. Прикрывая ладонью, выдернул из него заточку, примерился. Осталось вскочить, всадить гадине в живот острие, затем ослепить его, вырвать кадык. Третий этаж, придётся расчленять в ванной и в сумке выносить по кускам. Ничего, справлюсь. Другого выхода нет.

— Это моя обувь, — глядя ублюдку в глаза, сказал я. — Понял, гондон? Её ношу я!

— Это моя обувь, — низким хрипатым голосом произнесло существо, что ещё минуту назад было Викой, моей Викой. — Понял, гондон? Её ношу я!

Оттолкнувшись от пола, словно сработавшая пружина, эта дрянь бросилась на меня, замахнулась в прыжке заточкой. Так же, как бросалась на Славку, на Игоря, на остальных. Только, в отличие от них, я этого броска ждал. Шатнулся в сторону, перехватил летящую мне в живот руку с зажатым в ней острием. Рванул на себя, наманикюренные пальцы разжались, заточка выпала и зазвенела по паркету. Ребром ладони я наотмашь всадил по тонкой девичьей шее и с размаху добавил ногой в живот.