Священная швабра, или Клуб анонимных невест - страница 8

— В «Черном музее» Скотленд-Ярда, надо вам сказать, — экскурсовод обвела глазами трех старушек и Рогаткина, — есть кастрюля для варки тел — ее изъяли с газовой плиты одного каннибала. Так вот… — Экскурсовод сделала паузу и шепотом продолжила: — У нас есть — три кастрюли для варки тел! — и она указкой постучала по трем закопченным алюминиевым бачкам. — Наш музей — лучше! — добавила она, убрав указку.

«Кто бы сомневался!» — подумал Лев Тимофеевич и быстро отошел от кастрюль и любопытных старушек, решив побродить снова среди экспозиции чудес в одиночестве.

Его привлекли смешные фигурки «людей-солнц» из папье-маше, а также культовые изделия из серебра мексиканского волшебника Серджио Буастаманте. Потом Рогаткин долго и с наслаждением разглядывал трость Чарли Чаплина и его маленькие накладные усы. Пока никто не видел, он быстро примерил усы и, оглядываясь, не видит ли кто, поиграл с тростью… «Если я так легко добрался до экспонатов…» — подумал Лев Тимофеевич и осмотрелся в поисках коллекции священных швабр, но не увидел ни одной. «Видимо, швабра была в единственном числе!» — догадался Рогаткин и стал искать какого-нибудь служителя галереи, чтобы задать тому подобающий вопрос. На лестнице он увидел одного из них — человека, одетого в оранжевый отделанный золотом френч, — тот внимательно следил за Рогаткиным. На что Лев Тимофеевич подмигнул ему и приветственно поднял правую руку. Человек фыркнул, сморщился и, повернувшись к Рогаткину спиной, сделал пару стремительных шагов по лестнице вверх. Лев Тимофеевич не стал испытывать судьбу и нагнал человека в оранжевом френче, когда тот уже достиг вершины лестницы…

— Подождите! — позвал он. — Стойте же… Не убегайте от меня!

«Френч» обернулся.

«Сильвио Кристальди» — гласил бейджик на правом кармашке незнакомца.

— Я следователь, синьор Кристальди! — запыхавшись, выдавил из себя Лев Тимофеевич. — У меня назначена встреча с вами ровно через пять минут. Я вам звонил днем. Так вы помните?.. Нет?

Его реплика не возымела никакого действия. Синьор Кристальди, повернувшись, удалялся по галерее от Рогаткина, как большой оранжевый корабль. Следователь, недолго думая, двинулся следом и зашел за Кристальди в кабинет, дверь в который тот оставил открытой.

В кабинете стояло два мягких стула и вешалка для одежды, и больше ничего. Рогаткин завороженно наблюдал, как Кристальди сел и положил свой живот на колени. Перед Львом Тимофеевичем сидел очень толстый человек. В животном мире синьор Кристальди был бы индийским слоном, подумал следователь.

— Я вам нравлюсь? — тихо, с акцентом законченного биндюжника спросил Кристальди, и Лев Тимофеевич на минуту потерял дар речи.

— Да!.. — наконец хрипло ответил Рогаткин. — Да!.. — повторил он еще раз. — А почему вы спрашиваете?.. Вы сомневаетесь в своей привлекательности, синьор Кристальди? — присел на соседний стул следователь. — Напрасно… Вы красавец мужчина! Редкая стать, я бы сказал! Ваши размеры внушают невольное уважение — это сколько же надо было съесть, чтоб достичь такого веса!

— Сомневаюсь, что это так уж привлекательно, — вздохнул тот, доставая огромных размеров платок, и стал оглушительно с чувством сморкаться.

Лев Тимофеевич снова потерял дар речи.

— Моя фамилия Рогаткин, я старший следователь, — лишь через полторы минуты пришел он в себя окончательно и добавил: — Про швабру, которая у вас пропала, — выскажитесь, пожалуйста. Я назначен эту швабру поймать… ну, то есть отыскать! Скажите, а… — Лев Тимофеевич запнулся.

— Скажу, — кивнул синьор Кристальди. — Спрашивайте!

— Как рядом с греческими статуэтками и фарфором Екатерины Великой…

— Экспонировалась швабра?

— Да, — кивнул Рогаткин. — Именно, синьор Кристальди! Может, эта швабра была золотой?.. — на всякий случай спросил Лев Тимофеевич и проницательно глянул в малюсенькие черные глазки синьора Кристальди.

— Откуда вы знаете? — быстро спросил тот, убирая платок — Вы уже посещали нашу галерею редкостей? Или сегодня вы впервые увидели наши чудеса? Я наблюдал за вами минуты три-четыре…

— Так она — была золотой? — не сдался Лев Тимофеевич. — Или платиновой?.. Я угадал?