Священная земля - страница 22

На следующий день, восстановив силы, мальчик рассказал, что его зовут Ванчем, но он не знает имени своего клана или семьи и не помнит, в какой стороне его жилище. Размышляя о том, как вернуть ребенка в его племя, Марими увидела, что ворон снова зовет ее, нетерпеливо кружа в небе. У Марими не было другого выбора, кроме как следовать за ним. И так, закинув за плечи корзину и одеяло, взяв в одну руку копье, а другой поддерживая Ванчема, вместе с Пайятом она снова отправилась навстречу заходящему солнцу.

Наконец они добрались до западной границы пустынной степи, где возвышались огромные горы с заостренными вершинами. Марими нашла проход в скалах, и через несколько тяжелых дней троица вышла на другую сторону и увидела перед собой покрытую буйной растительностью холмистую равнину. Она была такой зеленой, до самого горизонта усеянной деревьями, реками, озерами и покатыми холмами, что они не поверили своим глазам. Спустившись в долину, они нашли старую тропу, со следами зверей, и пошли по ней, зная, что она приведет их к еде и воде. И действительно, по дороге им попадались деревья, сгибавшиеся под тяжестью плодов и орехов, и реки, в которых плескалась рыба. Марими хотелось остановиться и сказать: «Вот наш дом!» Но ворон все летел на запад, и, не сомневаясь, Марими шла за ним.

Тропа вела их через лесные прогалины и поля, мимо болот и больших прудов с черной жидкостью, испускавшей пузыри и терзавшей нос жутким зловонием. Троица шла на запад, изредка встречая дружелюбно настроенных людей, которые говорили на непонятном Марими языке. Эти люди жили в небольших круглых хижинах и угощали едой путешественников. Порой Марими задерживалась, чтобы осмотреть больного ребенка или старика и поделиться своими целебными травами.

А потом воздух начал меняться, и еще никогда ни она, ни Пайят не вдыхали ничего подобного. Он был свежим, прохладным и пах солью. И когда вдалеке Марими увидела зеленые горы, то почувствовала, что их странствие подходит к концу. Скоро, уверяла она Пайята и Ванчема, ворон укажет им новый дом.

Когда они приблизились к подножию зеленых гор, небо закрыли темные облака. Поднялся ветер, сбивая ворона с пути и мешая ему лететь вперед. Он кружил и кружил в небе, пока Марими прижимала к себе мальчиков, накрыв их одеялом из кроличьего меха. Когда началась буря, они укрылись за вековым дубом и в ужасе смотрели, как потоки воды стремительно неслись вниз по оврагам и ложбинам, угрожая смыть трех перепуганных людей. Утесы трескались и рассыпались, скатываясь грязевыми лавинами. Ветер ревел и раскачивал крепкий дуб. Марими потеряла ворона из виду и испуганно думала, что они с мальчиками нарушили табу и теперь должны понести наказание.

А затем у нее начались схватки.

Оставив мальчиков у дерева, она вышла под ливень, чтобы найти убежище. Ослепленная дождем, она шла на ощупь, спотыкаясь о камни и кусты, ища у подножия горы сухое место, защищенное от грозы.

Наконец, сквозь водную пелену, она заметила черный силуэт птицы, скользившей по ветру, невзирая на дождь и подзывавшей ее к высокому нагромождению камней. Там ворон сел, отряхивая перья и молча подмигивая ей. Марими обошла камни и увидела, что валуны загораживали вход в ущелье. Пройдя дальше в небольшой каньон, она нашла вход в пещеру, где было тепло и сухо, а она с мальчиками могла спрятаться от бури. После, когда Марими разрешилась от бремени и к ней вернулись силы, она вернулась к валунам и вырезала на них два петроглифа: символ ворона, в благодарность за то, что он привел их сюда, и символ луны, которая вняла ее молитвам.

Марими не удивилась тому, что у нее родилась пара девочек-близнецов. В их роду у женщин в основном рождались дочери. Когда Марими набралась сил, ворон полетел к вершине горной гряды, а Марими с малышками, Ванчемом и Пайятом последовала за ним. Там они взобрались на гребень и долгое время не могли прийти в себя.

Они стояли на краю мира, ибо перед ними простиралась самая необъятная водная гладь, которую когда-либо доводилось видеть Марими. Это было царство мертвых, думала она, место, куда после смерти уходили все топаа, великолепное в своем величии.