Святая грешница - страница 22

По той же причине, а вовсе не из чувства жестокости, он приказал привести к себе детей из семей христиан и допросил их до родителей. Если кто-нибудь из детей упорствовал, Перегринус не настаивал и переходил к следующему. В эту эпоху человеческой неплодовитости дети были окружены особым благоговением, и очень немногие из них осуждались на смерть, хотя примеры этому и были. Обычно достаточно было громкого окрика, чтобы устрашить их.

Иногда Веллеий сам бросал на жертвенник несколько зерен курений, говоря:

– Понюхай, как это хорошо пахнет!

И бессознательно, играя, дети совершали жертвоприношение; остальные из чувства подражания делали то, что делали предыдущие. После этого Перегринус обращался к отцам и матерям:

– Ваш ребенок вел себя разумно. Не последуете ли и вы его примеру?

И большинство родителей приносили требуемую жертву.

У Перегринуса была еще одна уловка: он заставлял обвиняемого назвать себя и спрашивал, был ли он «приобщен» к христианству, то есть принял ли он крещение или же только «обучался», как это было в большинстве случаев. В эту эпоху крещение принимали только перед смертью. И, так как обвиняемые оказывались не настоящими, то есть еще не крещенными христианами, то правитель не требовал от них подписания формулы отречения, а довольствовался одним жертвоприношением.

– Он закрывал глаза также и на то, когда какой-нибудь богатый и именитый христианин присылал вместо себя родственника или раба-язычника, и тот его именем, подложно, совершал обряд жертвоприношения. Остальные сдавались от одной угрозы пытки или одного прикосновения к ноге «испанского башмака».

Эта покорность большинства эдикту имела большое влияние на остальных обвиняемых. Их охватывали сомнения в возможности и в целесообразности дальнейшей борьбы, и они смирялись и совершали требуемый обряд.

Таким образом первый день этого грандиозного процесса, в котором перед Перегринусом должны были пройти сотни христиан, закончился полным поражением и унижением их. Правитель торжествовал победу и радовался своей ловкости.

Но его мягкость и успех, вызванный этой мягкостью, вселили беспокойство среди самых убежденных и ревностных христиан. Многие из них, пользовавшиеся известностью, негодовали, что им не удалось исповедать свою веру. Они чувствовали, что это было сделано не без умысла. Многие, притом отнюдь не самые безразличные и инертные, были оставлены на свободе: их имена даже не попали в списки.

Как ни усердствовал Веллеий при составлении списков, тем не менее упущения и промахи были неизбежны. А кроме того, возможно, что имена некоторых влиятельных христиан, если только они не состояли в иерархии церковных служителей и не занимались пропагандой, были умышленно пропущены.

Собравшись на тайное совещание, христиане задали вопрос: не следует ли им, рискуя жизнью, начать борьбу против этой всеобщей склонности к подчинению требованиям властей, которое грозило разрушением общины?

Онисим, епископ коринфский, позволил арестовать себя согласно принятому заранее решению. Что касается епископа фессалоникского, то он продолжал скрываться в окрестностях города. Христиане запросили у него инструкций.

Синезий, считая, что мягкость правителя может повлечь за собой весьма серьезные и даже гибельные последствия для христианства, ответил, что нужно создать на суде положение, которое побудит Перегринуса принять решительные меры. Эти меры, с одной стороны, устрашат слабых, но в то же время у сильных духом они вызовут негодование, взрывы протеста, а это может повлечь за собой переворот в общем настроении.

Христиане, конечно, этого не могли предвидеть, но прием, который встретил правителя Перегринуса во дворце после суда, до некоторой степени способствовал осуществлению плана епископа Синезия.

Дворец, как и город, был разделен на два лагеря.

Дочь правителя, возмущенная арестом Евтихии, настаивала на ее немедленном освобождении. Не будучи сама христианкой, она питала к христианам сочувствие. Сожалея в душе об излишнем усердии своей полиции, Перегринус колебался, не решаясь на меру, которая свидетельствовала бы о его слабости.