Сын эрзянский - страница 10

Девочка метнулась вверх по крутому склону и скрылась из вида.

Марья и вздохнула и, почувствовав резкую боль, схватилась за живот. «Только бы не скинуть ребенка, только бы не скинуть!..» — шептали ее запекшиеся бы.

Иваж с Ольгой, держась за руки, сбежали по склону.

— Зачем звала меня? — еще издали спросил Иваж.

— Пойдем домой, сыночек, помоешься в бане и сегодня уйдешь с дедом Охоном.

От радости Иваж запрыгал и закружился возле ручья.

— Уйду! Уйду!

— Чего радуешься, бестолковый? — спросила Марья.

— Как же не радоваться! Отвяжусь от этих коров и овец! Надоели они мне до смерти...

Медленно, опираясь руками о землю, поднялась Марья на ноги. Иваж с Ольгой, почерпнув в ведро воды, пошли вверх по тропке. Марья двинулась за ними, придерживаясь руками за изгородь, вдоль огородов. Только переходя улицу, Иваж заметил, что матери плохо.

— Мама, у тебя что-нибудь болит? — спросил он и остановился возле нее.

— Ничего, сынок, это сейчас пройдет, — сказала Марья. — Возьми у бабушки Орины Фиму... Да позови бабушку попариться в бане.

Марья остановилась посредине улицы и постояла. Совсем недалеко до своей избы, а дойти трудно. Два небольших оконца, точно глаза близкого человека, приветливо уставились на нее.

В воротах появился Дмитрий.

— Ты чего так медленно? — спросил он жену, когда она подошла к нему.

— Как медленно? Не бежать же мне?

Марья торопливо прошла в ворота, стараясь, чтобы он не видел ее искаженное болью лицо.

— Где Иваж? Ты ходила за ним?

— Сейчас придет, пошел к Назаровым за, Фимой.

В избе Марья присела на коник. Дмитрий все время поглядывал на нее и наконец не выдержал, спросил:

— Тебе, знать, нездоровится? И лицо у тебя какое-то желтое...

— Ничего, сейчас пройдет, — отмахнулась Марья. — Оставь меня, немного отдохну.

Дед Охон, сидевший у стола с неизменной трубкой, по-своему понял состояние Марьи:

— Не видишь, что ли: горюет о сыне...— и заговорил, ни к кому не обращаясь: — С Иважем наше дело пойдет хорошо. Пойдем в мужской монастырь, будем делать столы, стулья. Эти вещи и монастырям всегда нужны.

Вскоре пришел Иваж с Фимой. Паренек быстро сообразил, что в баню ему идти придется с матерью. Отец с дедом Охоном уже успели попариться.

— Опять мне вместе с бабами, — поморщился он.

— Чего ты боишься баб? — с усмешкой сказал дед Охон.— Они тебя почище помоют.

Отдышавшись, Марья собрала белье себе и детям. Как ни ворчал Иваж, все же пошел с матерью. Баня находилась за огородом. Иваж по пути выдернул в огороде несколько морковок и репок.

— А мне? — сказала Фима.

— Вот. Помоем их в бане теплой водой и будем есть.

Бабушка Орина уже была в бане со своими внуками-близнецами, одногодками Фимы. Они с завистью смотрели, как Иваж мыл в корыте морковь и репу. А когда он им дал по морковке, они с жадностью вцепились в нее.

— Оставить дома не с кем, вот и привела с собой, — сказала бабушка Орина.— Да и закоптились они...

— Не беда, бабушка Орина, воды и пару хватит всем.

Марья села на низенькую лавку, Иваж стал подавать ей деревянным ковшом из кадки воду. Она вымыла ему и Фиме головы щелоком, ополоснула их чистой водой и велела выйти в предбанник освежиться. Вверху, на полке́ бабушка Орина парила ревущих от жары внучат. Жарко было и внизу: Марья села на пол. Она с трудом промыла густые, длинные волосы. В жаркой бане ей стало совсем плохо. Она не вытерпела и рассказала бабушке Орине о том, как скатилась по склону в овраг.

— В Перьгалее? Как же ты упала? — стала расспрашивать старуха.

— Поскользнулась и сорвалась.

— Чай, не забыла перекрестить то место, куда упала?

— Где уж там мне было помнить об этом, еле до дому дошла.

Старуха изумилась:

— Как же ты забыла? Ведь может нехорошо обернуться. Можешь скинуть дитя. Непременно нужно было перекрестить и три раза сплюнуть через плечо. — Старуха охала и ахала, пока не решила: — Сейчас же надо пойти на то место и перекрестить. Да уйти оттуда не просто, а пятясь задом. Ладно, я сама пойду. Как только приду из бани, так сразу и пойду. В каком месте упала-то?

— На задах у Савкиных, там, где полощут белье.

От испуга у Марьи дрожали губы.