Сын идет на медаль - страница 4

Шурка молчал.

Нина Павловна пожала плечами, подумала и поставила в журнале против Шуркиной фамилии не единицу, а точку. Маленькую точку, которая ровно ничего не означала, кроме: «Спросить ещё раз».

Соня возвращалась из школы пешком. Обычно она шла, не замечая ничего вокруг, и мечтала… Мечтала, что её выберут в комитет. Мечтала о шёлковом плаще. Мечтала о том, как её полюбит какой-нибудь необыкновенный мальчик — даже лучше Генки Батенкова!

Но сегодня она не мечтала, а смотрела на прохожих. Их было много; они торопливо шли по тротуару, и у каждого были свои мысли, свои заботы, свой Петька в яслях, своё мужество, и, может быть, как у Сони, — свои легкомысленные поступки и горестные угрызения…

Все поиски оказались напрасными. Шуркиной тетрадки нигде не было. Когда Соня, перевернув всё в комнате вверх дном, вконец отчаялась, явилась тётка.

— Ты чего это всё разворотила, мать моя? — спросила она, с подозрением осматриваясь. — Опять тетрадку ищешь? Сказано — не отдам. И всё тут!

— Тётя, — сказала Соня, — надо отдать. Он ведь ни в чём не виноват.

— Ещё заступается! — оскорбилась тётка. — Он про меня гадости будет писать, а ты — заступаться? Для того тебя кормила-поила десять лет? Нет, вижу я, для людей хоть в лепёшку расшибись, благодарности не будет. Нет, не будет!

— При чём тут благодарность! — начала Соня дрожащим голосом. — Это ведь чужое! Ты сама учила меня чужого не брать! А не отдашь — завтра же всё расскажу в школе! — тут Соня повысила голос. — Всё расскажу, вот увидишь, и тебя вызовут. К директору, к завучу, и как ты будешь им в глаза смотреть?

Впервые в жизни она осмелилась так говорить с тёткой. Она видела перед собою лицо тётки — сперва сердитое, обиженное, потом испуганное, с красными пятнами — и вдруг поняла, что победила, что тётка сейчас сдастся, что она уже сдалась…

Шурка оглянулся, услышав лёгкое шуршанье: из-под двери ползла синяя тетрадка. Он подошёл и поднял тетрадку. Из неё выпала записка. В записке было всего несколько слов:

Вика остаётся одна

Вика стояла у окна, отогнув занавеску, и смотрела на Неву. По Неве юркий катерок тащил огромную, неповоротливую баржу. Вода была серая, тоскливая — осенняя вода!

Вика опустила занавеску, вздохнула и тут же рассердилась на себя за этот вздох.

Ведь в сущности Маша уже давно перестала быть настоящим другом. Даже в кино ходит теперь без Вики. Какая это дружба!

Дружба — это когда всем-всем хочется поделиться и когда никто другой не нужен!

А Маше нужно многое. Ей нужны и её малыши-пионеры, ей нужен приёмник, и литературный кружок, и весь девятый «б» класс ей нужен!

Правда, она тащила Вику и в литкружок, и в Русский музей, и на всякие там экскурсии… Но Вика гордо отказывалась. Она не хотела плясать под Машину дудку; да что такого интересного в этом кружке? А с малышами возиться, как возится Маша, — нет, это уж слишком!

С малышей всё и началось.

— Ну, почему ты не хочешь во второй «б» пойти вожатой? — уговаривала Маша. — Ты посмотри, какие мои малышата прелестные! А до чего активные! На всё отзовутся! Ты даже представить себе не можешь, до чего с ними интересно!

— Нет, почему же — очень представляю! — сказала, усмехнувшись, Вика. — На завтрак в столовую водить — раз… Носы утирать — два. Слёзы — если подерутся — три. Очень увлекательно!

— Иногда с тобою и говорить не хочется! — сказала с укором Маша. — Какая ты бываешь злая!

— Ищи себе другую подругу — добрую! — гордо ответила Вика.

Маша резко повернулась и пошла обратно, к школе. А Вика продолжала гордо идти своей дорогой, не глядя по сторонам и помахивая портфелем.

Разумеется, это была не первая ссора. Ссорились и раньше. И быстро мирились. Маша всегда оттаивала первая. Но теперь… Как будет теперь?

Вика принялась за уроки. Долго не могла собраться с мыслями и, вконец рассердившись на себя и на неподатливую задачу, которая ни за что не хотела решаться, позвонила Тосе и договорилась с нею пойти в кино на семичасовой сеанс.

В конце концов — попутчика она себе всегда найдёт! Одна не останется!