Сын идет на медаль - страница 9
— Послушай, — говорит Вика. — У меня великолепная идея! Пойдём в филармонию. Сегодня концерт Чайковского.
— А билеты?
— У меня два абонемента, папа оставил. И два неиспользованных билета с прошлого раза, я не ходила. Наверно, пройдём втроём. Будет чудесный вечер, — правда?
И Вика, сдержанная, спокойная Вика, порывисто обнимает Машу.
Это был первый фортепианный концерт Чайковского…
Вика всё время чувствовала рядом Костю, видела, как менялось его лицо, и радовалась, что ощущает то же, что он.
Как будто в её душе растворилось окошко, и звуки стали входить прямо в душу. Как это она раньше могла не слушать, не понимать? Это ведь так просто и так прекрасно! Этот необыкновенный концерт она никогда, никогда не забудет. Какой он тёплый, ликующий, праздничный!
Она посмотрела на Машу… Неужели это от музыки люди так хорошеют?
В антракте показывали Косте филармонию. Маша взяла на себя роль гида. Но Костя смотрел рассеянно. Он, видимо, был ещё полон музыкой…
— А как этот концерт играет Ван-Клиберн! — сказал он мечтательно.
— Великолепно! — радостно ответила Маша. — Я его несколько раз слышала по радио. Совсем по-особенному, — правда?
В разговоре, который завязался — разговоре о пианистах, — Вика не участвовала. А Костя и Маша всё больше оживлялись по мере того, как Вика мрачнела. Разговор перешёл на Русский музей — и тут тоже Вике не было места…
— Некоторые говорят, — пейзажи Левитана безыдейны. По-моему, это глупо, — оживлённо говорила Маша. — Пусть Левитан не рисовал людей, но его пейзажи, как… музыка. Правда?
— В его картинах есть человеческие чувства, настроения, — сказал задумчиво Костя, — значит, есть и люди. Нет, Левитан хорош. Особенно «Вечерний звон».
Вика напрягла свою память. Что она помнит о Левитане? Что-то Зинаида Петровна говорила о нём на уроке, но что? Настроение Вики переменилось. Ей стало грустно. И печальная тема «Франчески да Римини», исполнявшаяся во втором отделении, нашла отклик в её душе. Теперь ей хотелось плакать…
Домой пошли пешком. Вечер был удивительно тёплый. Шли притихшие, — каждый думал о своём. А когда на пути оказался небольшой скверик, весь заваленный жёлтыми листьями, не сговариваясь, зашли и сели на скамейку.
— Давайте читать стихи! — сказал Костя.
— Про осень, — отозвалась Маша. — Давайте про осень! — и начала первая:
Где Вика слышала эти строчки? В классе? Кажется, Зинаида Петровна читала… Читала, но учить не задавала. А Маша выучила. Почему она, Вика, не выучила? Почему она никогда ничего не учила сама, даже не прочитала тот зелёненький томик Пушкина, который когда-то приносила Маша?
Потом Костя прочёл короткое незнакомое стихотворение об осени, о хрустальных днях и лучезарных вечерах. Вика чувствовала, что читал он его для Маши, — даже слегка склонился в её сторону. Господи, хоть бы что-нибудь вспомнить! Нет, ничего. Память Вики — как ровное снежное поле…
Когда очередь дошла до неё, она стряхнула с колен сухие листья и встала:
— Пора домой. Поздно!
— Действительно поздно! — спохватилась Маша. — Наверно, скоро двенадцать!
Когда дошли до Машиного переулка, Костя удержал её за рукав и сказал просительно:
— Проводим вместе Вику, а потом я тебя провожу.
И Маша кивнула, как будто это было вполне естественно — в двенадцать часов ночи пройти мимо собственного дома!
Вика сказала ледяным голосом:
— Мне не нужно провожатых. И вообще — никого не нужно. — И быстро-быстро пошла вперёд. Маша догнала её, схватила за руки, но Вика вырвалась и бросилась бежать.
Маша вернулась к Косте чуть не плача.
— Зачем ты так сказал? Видишь, что вышло!
— Откуда ж я знал? — сокрушённо сказал Костя. — Ведь я только предложил сперва её проводить… Кажется, — ничего обидного…
— Но ты видишь! Нет, зря, зря сказал!
— Наверно, зря, — соглашается Костя. — Но мне хотелось ещё поговорить, а она тянула домой. И потом, по правде — с ней скучно. Она всегда такая?
— Какая — такая?
— Ну… засушенная?
— Нет, вовсе не всегда. В последнее время она изменилась, — не знаю почему. Но всё равно она милая. Ты просто её не знаешь. А какая красивая!