Сын из Америки - страница 5
В сборник включены два рассказа — «Эгоист» и «Собственность», которые затрагивают еще одну очень важную для понимания творчества Зингера тему — его отношение к homo politico. Из всех недугов человеческой души политические страсти представляются писателю самыми противоестественными, уродливыми, разновидностью идолопоклонства, порождающей сталинов и гитлеров. «Homo politico никогда не интересуется истинной верой и честными намерениями. Единственная его цель — принадлежать к побеждающей клике и поддерживать ее. Это совершенно очевидно и так соответствует извечным законам человеческого поведения». Однозначно отношение писателя и к революции как средству исторического прогресса: «Вы не можете помочь человечеству… Тот, кто слишком озабочен судьбой Человека, рано или поздно приходит к жестокости… Перманентная революция столь же возможна, как перманентное хирургическое вмешательство… Выражения вроде „лучший мир“ и „светлое завтра“ представляются мне святотатством над пеплом замученных».
Герои двух названных рассказов — пена русской истории на американском берегу. «Живые трупы» из рассказа «Эгоист» бесславно заканчивают жизнь на чужой земле. А их молодые коллеги из второго рассказа развлекаются свободной любовью, расшатывая устои буржуазной семьи в стране собственников.
Неверие в навязанный социальный прогресс проистекает из отношения к Человеку — венцу Творения, самому Творцу и избранному им народу. Размышления на эти темы лежат в основе творчества Зингера. В рамках предисловия не представляется возможным рассмотреть их с исчерпывающей полнотой. Однако пройти мимо них невозможно. В этой книге удобнее сделать это, оттолкнувшись от рассказа «Новогодняя вечеринка».
Наблюдая за душой литературной компании, меценатом еврейских писателей и художников Борисом Лемкиным, автор вспоминает, что его самого левые ругают за несодействие революции, а сионисты — за нежелание славить еврейское государство и героизм его пионеров. Политика интересует Зингера как характерное проявление состояния Человека на конкретный исторический момент, лишь в отраженном свете отношений Человека с Создателем. Отношения эти непоправимо испортились еще во времена Потопа: обманув надежды Творца, Человек сделал Зло своим главным искусством и балансирует между испорченностью и безумием, извечно стремясь к власти. А «кто носит нож — пустит его в дело, у кого в руках перо — напишет законы, оправдывающие воров и убийц… По моему мнению, род человеческий становится хуже, а не лучше, эволюция идет в обратную сторону. Последний человек на Земле будет одновременно и преступником и безумцем». Евреи же, в отличие от мудрых греков, склонны принимать желаемое за действительное: они убеждены, что Всемогущий любит их больше всего во Вселенной в то время, как он — антисемит. Жестокий и мстительный, Создатель ждет лишь конца срока Договора, чтобы стереть имя Человека в Книге жизни. Обвиняя других в идолопоклонстве, сами они поклоняются идолу справедливости, и на них лежит страшная вина за распространение коммунизма. «Я убежден в одном — здесь на Земле правда и справедливость навсегда и абсолютно вне нашей досягаемости… читайте великие книги… ставьте набойки».
Все эти рассуждения принадлежат другим героям Зингера, которые находятся в иных, подобающих столь широким обобщениям обстоятельствах. На новогоднюю вечеринку собрались относительно благополучные люди, которым не свойственно размышлять о природе Человека. Но автор встречает здесь — хотя, по сути, шофер и повар Гарри не принадлежит к ним — одного из тех, кто «ставит набойки», не претендуя на социальную роль, но в своей необыкновенной привязанности к другому человеку достиг подлинной духовной высоты. Автор восхищен этим человеком и благодарен судьбе за встречу с ним.
Эту открытость Зингера жизни не способны ограничить даже его собственный скепсис и неоспоримое знание того, что «на всех путях жизни плевел больше, чем зерен», а человек всегда одержим страстями и даже в отношениях с Богом греховен. Но в то же самое время непредсказуем, велик в своем изначальном стремлении к познанию и возвышенной любви, доходящей в лучшие минуты его жизни до amore intellectuale к Богу, по выражению любимого философа писателя — Спинозы. К Создателю, который говорит делами, не словами и чей словарь — Вселенная. Только это высокое стремление позволяет ему в эти редкие минуты прикоснуться к Тайне. И для Зингера, неизменно готового смотреть, слушать и думать, как бы ни были неожиданны повороты судеб и игра обстоятельств, самым увлекательным остается жизнь Души — этой частицы Вечности в обреченном теле.