Сын крестьянский - страница 2

Коснулись Исая Болотникова.

— Сей, князенька, холоп давний, обельный, мужик-смирняга. По двору работает да на охоту ходит. При ем женка Марья да мальчонка Ванятка. Шустрый постреленок. Исай гож будет.

Князь призвал Исая. Сидя в кресле, молча разглядывал стоящего перед ним с покорным видом мужика, для чего-то даже приказал ему повернуться, что тот и сделал незамедлительно.

«Смирный мужик, смирный».

Из-за Исая выглядывала озорная рожица Вани.

— Сын? Бойкий, видать, паренек.

Исай погладил Ваню по головке.

— Благодарю господа: дите справное.

— Вот что, Исай! Был ты мне холоп верный. Ныне изгоем будешь, сиречь из холопья званья выпускаю тебя. Крестьянином станешь, тятло государево справлять и мне барщину отбывать будешь. Порядную грамоту подпишешь.

Князь поманил Ваню. Тот смело вышел из-за спины отца.

«Смышленые какие глазенки! — подумал князь. — А бойкий какой! Если таким заняться, толк выйдет… Грамоте бы подучить». А вслух произнес:

— Чадо твое в холопах оставляю. Такова моя господская воля.

Князь налил кубок меду Исаю.

— На вот, выпей за мое здоровье да за то, что ныне не холоп ты, а крестьянин.

Тот покорно поклонился, крякнул, выпил меду, еще раз крякнул, вытер усы рукавом.

— Благодарствую. Эк, медок-то добрый, игрист да заборист! Воля твоя, князь. И землеробом послужу твоей милости.

— О сыне не горюй. Здесь, в хоромах, он будет, а Телятевка два шага, постоянно видеться можете.

Так-то вот Исай крестьянином стал, а Ваня, холопий сын, остался холопом. Во младости на побегушках был, а с возрастом работы прибавилось — и в хоромах, и по двору, и в поле, и в лесу. Время и для забав между делом находилось.

Исай и Марья да бабка Евфросинья были бедняки, забитые, «богом убитые».

Ваня уродился «не в мать, не в отца», озорной, шустрый, прямо «оторви ухо». Ребенком малым все норовил кошек за хвост хватать. Ну уж и поцарапали они его! Побольше вырос, часто дрался с ребятами. Не только с ровней, а и со старшими лез в бой.

Добряк парень, душа нараспашку, но задор, задор, словно у молодого кочета, как следует и кукареку петь не научился, а в драке перышки летят. Стыдили, бранили его смиренные Марья да Исай.

— Ох, Ванюша, не снести тебе головушки, помяни родительское слово!

Ваня выслушает почтительно — «Чти отца и мать!» он выполнял, — а потом опять за свое.

Брал Ваня на воспитание питомцев с изъяном: то собаку с перебитой ногой, то грача с перешибленным крылом. Года два жил у него журавль, Митрошкой прозывался, на один глаз слепой был; по пятам прыгал за Ваней. Сильно плакал паренек, когда журавля загрыз господский пес. Причитал:

— Эх, Митрошенька, и пошто ты покинул меня!

Мать утешала:

— Не горюй, Ваня, слезами беде не помочь. Заведи иную божью тварь.

Как-то пошли Ваня с матерью в соседнюю деревню, в гости. Потрапезовали. Ваня выбрался из душной избы. Уселся на завалинке. Видит — по пыльной дороге нищий мальчонка скачет на костылях. За ним увязались два молодчика лет по пятнадцати. Подпрыгивая, гримасничая, дразнят калеку. Орут на всю деревню:

— Леха, Леха, сухоногой, скачи, скачи — не ускачешь!

Один подсунул под ноги калеке дрючок. Мальчик упал, парни заржали.

Двенадцатилетиий Ваня побагровел, до боли сжал кулаки, подбежал к ним.

— Вы что, — закричал он, — калеку обижаете? Ах вы скаженные!

Те опять заржали:

— Блоха, отколе прискакала?

Ваня совсем рассвирепел, вырвал дрючок у забияки, бросился на оторопевших ребят.

Со срамом оставили обидчики «поле брани», а один даже с ревом. Поднялся с земли сбитый калека, сказал, а у самого слезы текут:

— Ай, спасыби ж тоби, хлопчику! Який же ты, сердце мое, лыцарь!

Сконфуженный похвалой, Ваня убежал в избу.

В этот день Ваня еще раз отличился. Вернулся домой и слышит, как кучка ребят кричит у пруда. Подбежал Ваня, видит: один паренек не дает четырем утопить щенка, привязанного на веревке.

— Ты что, сморчок, нам дорогу застишь?

И ребята стали колотить заступника. Ваня засучил рукава, глазенки засверкали:

— Ах вы ироды! Что надумали! Тварь живую топить! Ужо я вас!

Обрадованный заступник крикнул Ване:

— Ну-кась, давай их сообща утюжить!

Два «лыцаря» с остервенением набросились на недругов, и был бой, и с конфузом бежали насильники, а Ваня и его товарищ, оба в синяках, с торжеством повели за собой виляющего хвостиком щенка. Его Ваня взял себе.